Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

Но, конечно, втайне американский писатель хочет увидеть плоды «великой революции», ту «весну», о которой ему прошептала на ухо художница-эмигрантка Н. Гончарова в Париже. И, конечно, его искренне интересует русский театр, памятный еще по «дягилевским сезонам», завсегдатаем которых он был в свой первый парижский период. Но все походы в театры и писательские клубы, разговоры о театре и литературе в Москве оборачиваются для него не чем иным, как конфузом и жалким доктринерством. Ближе ко второй половине книги приходит осознание:

все, что было до сих пор сказано и спето <…> о революции в России, равно вздору. <…> И то, что было неверно названо Русской революцией, — это ведь <…> пытка, вызванная низостью и завистью и ненавистью и желанием раба заменить царственное инкогнито смиренности плебейским показным равенством…

Итак, революция в глазах ошеломленного американского визитера предстает совсем не так, как ее описывали ему его друзья. А культ рабочего заставляет его поискать в словаре происхождение самого слова «работа». Выясняется, что оно происходит от другого русского слова — «раб». Писателю-художнику остается теперь только отлить свое впечатление от увиденного и услышанного в достойную форму — испепеляющей антисоветской сатиры и саркастического бурлеска. Так, для революции подыскивается метафора «поливальной машины», которую Каммингс видит на улицах Москвы брызжущей беспорядочным потоком воды во все стороны:

И вот я чувствую (в тот самый момент), сколь совершенно прославленная революция всех революций напоминает эту буйствующую поливальную машину, обыкновенно благородный механизм, добивающийся здесь — вследствие (быть может) какого-то дефекта в своей конструкции или (может быть) безграмотности или (вероятно) игривости ее водителя — явной, хоть и иллюзорной утраты своей незначимости; некой внезапной способности к неумело бесшабашному поведению <…> вполне естественно вследствие которого случаются обыкновенные безобидные бедствия.

Советская монета выпуска 1931 г.

Э. Э. Каммингс присматривался к мельчайшим деталям советского быта и советской идеологии: не прошло мимо его внимания и тотальное засилье большевистской символики, в том числе на банкнотах и монетах

А Храм Василия Блаженного предстает в его ироничном воображении как двигатель «перманентной революции» — по форме своих спиралей, устремляющихся в вечность; и по функции — как новый музей революции, выросший в лоне православного собора. И все это — революция? Для Каммингса все это просто комедия, пусть не божественная, но нечеловеческая — комедия марионеток, «безыгровая игра, чье несведущее начало четко предопределяет свой сведущий конец, или которая может просто быть по отношению к жизни, как уравнение по отношению к улыбке». А революция… Истинная революция осуществляется в Я — в «дарящих стенах» одного «единственного дома», которым является поэт и которым является личность: «“Революции” повсюду должны сгинуть, а не эти стены: только эти стены и есть Революция».

Братья Стенберги. Рекламный плакат к фильму «Шестая часть мира» Дзиги Вертова. 1926. Фильм смонтирован из документального материала, отснятого в разных регионах СССР. Кадры хроники «захватывают жизнь врасплох», а монтаж превращает документалистику в панораму символов, нагруженных пафосом преобразования мира