Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

во имя любви к любви, удивись нам самим: кому величайше повезло во все времена, кто посетил места недосуществующие (или с таким как некоего флорентийца грандиозным сном невозможно сравни) только мы; только те, кто потерпел крах от полушария этого мира, кто через Не безумно должны спускаясь пронзить сердечно ад; после всего, поприветствуем звезды…

 Мавзолей. Орнаментальный форзац третьего издания Собрания сочинений В. И. Ленина в 30 томах (М.; Л., 1928-1935). Тираж этого издания превысил полмиллиона экземпляров

Отплывающий от берегов Советского Стикса «корабль-призрак» оставляет за спиной «капитоварищенка Кем-мин-кза» «странную нестрану», в которой было все кроме него самого («кроме моего не-я»). Обретение своего Я знаменуется высадкой на «берег Мира», открытием всего пережитого как страшного кошмара, утратой страха и провозглашением искомого «Да! Я есмь!». После «месяца ада», наш герой вступает в Небесную Твердь и многократно провозглашает: «Я. Я есмь. Я стою» и «Я // (вскоре // буду) // живым». Повествование переходит в форму молитвы-пророчества во славу того «единственного», «неделимого» и «отдельного» существа, каковым является только Poietes — Сам Художник, «гражданин чудесного Глагола», «чья воля — мечта» и «чей язык — молчание». Это воззвание напоминает по своей риторике манифест художника-авангардиста, вкрапленный в ткань романа. Каммингс устами своего протагониста-путешественника бросает вызов всем «смертопоклонникам» от политики и искусства, всем «ангелам причинности, всем богам безличности» и «порабощающим божествам совершенства». Только несовершенство и авантюризм человеческого Я признается мерилом истинного искусства. И только любовь — движущая его сила. В «ЭЙМИ» Каммингс снова и снова, как и в лирических своих стихах, поет гимн созидательному началу Любви: «и Любовь, что Любовь для вас? ничто! вы не создатели; значит не можете Любить, а поскольку не можете Любить, вы бессоздательны». К концу романа эти гимны складываются уже в молитву:

Услышь меня, О игрушка на колесиках! сопроводи боязненнейше среди твоих сколь искупительных заповедей блаженства грешного дарителя однородно целомудренной сложности любви; собственного ребенка светящегося навек — сжалившегося строго неизмеримого Да.

М. Доброковский. Обложка журнала «Безбожник у станка» (1931, №8). Красный пароход под названием «3-й решающий год пятилетки» топит врагов Мировой революции: оппортунистов, кулаков, вредителей и попов

Последние строки романа венчают восхождение из советского инферно голосом освободившегося поэта и художника, возвещающего свое вызволение из «затворенной» преисподней четырьмя глаголами. Характерно, что они употреблены в третьей форме единственного числа, в которой, наряду с первой формой, только и возможно, согласно Каммингсу, высказывание свободного художника: «любит», «создает», «воображает», «отворяет». Хотя английское слово open включает в себя всевозможные смыслы «открытия», «отпирания», «отмыкания», в русском варианте, принятом нами в настоящем переводе, особенно высвечиваются две главные идеи каммингсовской эпопеи — «отворение» как антипод «затворению» и «отворение» как «творческий, освобождающий акт».

Г. Клуцис. Рабочие и работницы всех стран и угнетенные колонии, выше знамя Ленина. Плакат. 1932