Приключение взрослых

— В самом деле, куда? — Очкарик стал шарить у костра, потом спохватился, вытащил тряпку из кармана своей брезентовой куртки и поднял с котелка крышку.

В лицо вместе с паром саданул запах густой, наваристой ухи.

У Саши закружилась голова…

— Садись! Где живешь? Что с тобой стряслось? Не бойся, выкладывай.

— Затормози, — сказал краснолицый в кепке, и человек, которого звали Док, мгновенно заткнулся.

Над котелком клубился белый пар. От этого третий незнакомец, сидящий напротив Саши, казалось, все время передергивался.

— Возьми, там еще одна ложка на чурбаке, — сказал краснолицый Саше.

— С-спасибо. Н-не-удобно.

— Неудобно только знаешь что?..

Саша встал осторожно, чтоб не споткнуться о ноги краснолицего, направился к чурбаку за ложкой, и вдруг ему показалось, что никаких ног нет…

Возвращаясь к своему месту, он снова покосился в ту сторону. Ног не было. На ящике сидел обрубок. Как колобок. В сильно потертых кожаных штанах. Без брючин.

— Ну, насолил, дядя Федя, наперчил! — Док шумно отхлебнул с ложки. — Вулкан Крокатау!

— Много ты видел вулканов! — сказал безногий дядя Федя. — Кирюха, подай хлеб!

Незнакомец с той стороны костра встал, и Саша увидел парня в морском бушлате, накинутом поверх тельняшки. Парень все так же молча раздал всем по ломтю хлеба. И Саше тоже.

— Кстати, видел, — сказал Док. — Крокатау не видел. Тятю — да. Против острова Шикотан.

— Да… Процыганила тебя жизнь… Пока в доктора выбился. — Дядя Федя шумно отхлебывал с ложки, подставляя под нее хлеб. — Ты ведь и шофером был?

Костер поутих, но от углей сильно тянуло жаром. На штанину упала прожигающая капля. Саша тоже подставил ломоть под ложку.

— Был. И бросил, — нехотя ответил Док. — Я самосвалом лошадь убил.

— Лошадь — не человека, — сказал парень.

— Не знаю… Ехал в Москве по Большой Полянке. Вдруг из переулка — подвода, а за ней — пацанчик, с такой огромной черной папкой на тесемочке: «Мюзик». Прет прямо по мостовой, на лошадь загляделся. А мне деваться некуда. Или — его, или — лошадь. Я и врезал… После этого не могу крутить баранку.

— Видел я, как лошади помирают… — Дядя Федя отложил ложку.

Док подбросил в угасающий костер несколько досок от сломанного ящика. Костер ожил. Пламя колеблющимся светом озарило мачты яхт, лодки. Река шумела — совсем близкая, невидимая. Слипались глаза. Шум реки сливался с каким-то другим отдаленным шумом.

Сашу совсем разморило.

Он еще слышал, как они долго говорили о лошадях, потом о какой-то смоле для лодок…

— Тебя как звать-то?

Он с усилием открыл глаза.

— Саша.

— Годов сколько? — спрашивал дядя Федя.

— Шестнадцатый…

— Чего-то я тебя раньше здесь не замечал… Ночевать есть где?

— Есть, — зачем-то соврал Саша и испугался, что его сейчас прогонят. — Я к родственникам приехал. Заблудился.

— Как это — заблудился? Где живут? Кто такие?

— Там посреди улицы ручей течет. Василий Васильевич, художник…

Док переглянулся с дядей Федей.

— Где-то на горе — за санаторием.

Костер погас. Раскаленные угли потрескивали и, казалось, слегка шевелились, подергиваясь шелковистыми черными ниточками.

— Далеко! Как думаешь, дядя Федя, что это за улица такая?

— Об чем дядя Федя думает, может, он один знает… Кирюха, помоги слезть с ящика. Топай за мной, Сашка, пошли спать.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

На дощатом потолке переливались, потягивались солнечные пятна.

Где-то совсем рядом пророкотал мотор.

Солнечные зайчики заиграли, снова замерли…

На противоположной стороне возле двери висел длинный плакат с картинками: «Первая помощь утопающему».

Саша повернул голову, зажмурился — резко ударило светом.

У окна на широкой лавке, привалясь спиной к подоконнику, сидел дядя Федя. Что-то мастерил.

Рядом, на вбитом в стену гвозде, висела Сашина школьная куртка. Сам он лежал в ковбойке на топчане, накрытый рваным овчинным тулупом.

Наконец-то светло… Можно идти разыскивать Костиных родственников. Саша откинул тулуп, встал с топчана:

— Доброе утро!

— Седьмой час… — отозвался дядя Федя. — Вон, в котелке осталась уха. Хлеб — в тумбочке.

— Я, в общем, не голоден, — соврал Саша. — Спасибо. Дядя Федя, можно у вас где-нибудь умыться?

Тот поднял коричнево-красное от загара лицо.

— Умыться — за порогом.

— Спасибо.

Саша открыл дверь и чуть не свалился в лодку, Он стоял на самом краю узкого деревянного причала, который тянулся вдоль береговой крутизны.

Длинный ряд разноцветных яхт и лодок, прикованных цепями к ввинченным в настил ржавым кольцам, колыхался, поскрипывал…

Мощное течение несло белую шлюпку с задранным кверху мотором. Человек, сидящий в шлюпке, греб веслами.

Над мчащейся шлюпкой, над устьем реки с криком кружили, снижаясь и взмывая, чайки.

Наконец шлюпка вылетела в море и постепенно замерла, чуть покачиваясь. Человек встал, шагнул к корме, опустил мотор.

Видно было, как мотор чихнул дымком, и шлюпка понеслась вдаль, к сиянию горизонта, где чернело скопление каких-то пятнышек.