Саша свернул с набережной и пошел вверх по проулку. Справа и слева из-за заборов в ночных тенях поднимались черепичные крыши домиков. Над заборами, над закрытыми железными воротами торчали рогатые ветки деревьев. Приторно пахло какими-то цветами.
Одолев крутизну проулка, Саша вышел на перекресток, грустно мигающий желтым глазом светофора.
Все калитки были заперты.
Задумчивые и пустые, лежали перед ним улицы, площади, скверы.
И тут слуха коснулся смутный, приглушенный говор. Казалось, прошумел ветер.
Где-то совсем близко зафыркали кони.
Саша быстро пересек перекресток, пробежал вдоль высокого каменного забора и вышел на площадь, тесно уставленную доверху нагруженными грузовиками, повозками. Вздыхали огоньки папирос.
Это был базар.
Здесь наверняка можно было где-нибудь притулиться.
Саша плутал в лабиринте ночной таинственной жизни, обдаваемый теплыми запахами махорки, хлеба, молока…
С одной из телег свесилась нежно белеющая в темноте рука спящей девушки.
Он осторожно обошел ее и увидел на соседнем возу пацана в ватнике. Пацан ел лепешку.
Хорошо бы забраться к нему наверх… Поесть… Завалиться спать…
Саша остановился. Пацан перестал есть, чуть приподнялся на руках. Испуганно посмотрел сверху. Саша свернул за грузовик, протиснулся между большими колесами двух повозок.
Старик в солдатской гимнастерке поил из ведра лошадь. Рядом стоял жеребенок, растопырив тонкие ноги.
Невдалеке, на тротуаре, мокро поблескивала водопроводная колонка. Саша неуверенно нажал ручку. С шумом хлынула из крана вода.
И рот, и глаза, и горло — все было залито, пока он успел сделать несколько судорожных глотков.
Ледяные капли забрались под куртку, под ковбойку. Саша отерся рукавом и зашагал дальше. Мимо высокого ряда решетчатых ящиков, от которых пахло яблоками, мимо шеренги бочек… И очутился в мертвом, пустом переулке. В конце переулка, покачиваясь на ветру, горел фонарь.
Идти было некуда.
За спиной ржанул конь, невнятно послышалась песня. Саша повернул обратно.
Пацан как сквозь землю провалился. Мешки. Снова корзины. Грузовик с картошкой.
…Белеющая во мраке рука спящей девушки.
Вот он!
— Послушай, — хрипло сказал Саша, — дай поесть.
Тот взглянул на Сашу, залез в какую-то торбу, перегнулся и подал большую мягкую лепешку. Нужно было поблагодарить, но рот забила слюна. Саша отошел подальше, обогнул запертую будочку сапожника, прислонился спиной к какой-то стене.
Таких лепешек он никогда не ел. Он бы, кажется, мог уничтожить множество таких лепешек. Десять… Сто… Тысячу…
Саша проглотил последний кусочек и почувствовал, что только раздразнил голод.
Он пошел вдоль стены.
Возник и стал постепенно усиливаться мерный, чуть позванивающий рокот.
Под откосом текла река. В темноте светилась пена — там, где вода ударялась о камни.
Узкая тропка шла вдоль подножия забора, криво спускаясь к берегу.
По реке можно выйти к морю. Там, на пляже, навесы, песок — мягко, чисто…
Саша поднял воротник, засунул руки в карманы — здесь было гораздо холоднее, чем наверху, — и побрел вниз по течению…
Пахло речной гнилью, рыбой.
С отвратительным визгом шарахнулись из-под ног две кошки.
Вдруг Саша увидел вдалеке живое пламя костра.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Не отрывая взгляда от этого все приближающегося островка света, он брел и брел по тропинке. И чем ближе он подходил к костру, тем сильнее сгущалась вокруг темнота.
Неожиданно со всего размаха больно нарвался лицом на какую-то проволоку.
Он замер, схватившись ладонями за лицо, потом свалился к подножию сетчатого проволочного забора и заплакал.
Там, в недоступном мире, по ту сторону сетки смутными тенями сидели вокруг костра люди.
Над огнем уютно бурлил котелок. Из-под крышки время от времени что-то капало в костер, и тогда языки пламени выхватывали из темноты какие-то накренившиеся мачты, перевернутые корпуса лодок…
Черный силуэт отделился от темноты, пошел прямо на Сашу.
Не было сил уйти. Будь что будет. Все равно.
Человек стал с той стороны сетки. Вглядывался сквозь очки.
— Ты кто?
Саша молчал.
— Выпил, что ли? Пьяный? Уходи домой!
Саша плакал, судорожно впившись пальцами в сетку. Плакал и с ужасом понимал, что теперь становится еще больше похожим на пьяного, на какую-нибудь обезьяну в вольере зоопарка. Но не было никаких сил удержать катившиеся из глаз горячие слезы.
— Постой, постой, — растерялся человек. — Топай сюда.
Он пошел направо вдоль сетки. Саша встал и тоже пошел направо. Что-то подобное когда-то уже происходило в Сашиной жизни… Может, во сне?
Они встретились у раскрытой проволочной калитки…
— Утри сопли! — Человек грубо встряхнул его за руку. — Двойку получил? Мать выгнала?
— Док! Что там такое? — раздался голос. — Уха готова!
— Да ничего! Тут какой-то малый. Заблудился, что ли.
— Ладно! Бери ложку, иди садись!
Человек еще раз взглянул на Сашу и пошел к костру… На полдороге остановился.
— Ну? Чего стал?!
Было непонятно, гонит он Сашу или зовет за собой.
Саша неуверенно двинулся к сидящим вокруг костра.
Их было трое.
— Док! Пошел, а тряпку куда сунул? — спросил краснолицый человек в кепке.