Прикладная венерология

Что только пациенты не принимают за твердый шанкр — и герпетические высыпания, и банальные прыщики, и бородавки… Это же элементарно — если там что-то выскочило, то ничем, кроме твердого шанкра оно оказаться не может.

— Давайте посмотрим, — мягко улыбнулся Михаил. — Но прежде неплохо было бы познакомиться. Меня зовут Михаилом Владиславовичем, а вас как?

— Дмитрий Александрович, — представился пациент. — Можно просто Дмитрий.

На крайней плоти пациента, в сантиметре друг от друга, Михаил увидел две красные папуловезикулы.[29]

— Не болит? — спросил он, касаясь шпателем кожи рядом с образованиями.

— Нет, — ответил пациент и решил блеснуть своей ученостью: — Твердый шанкр безболезненный.

Михаил многозначительно хмыкнул и начал пальпировать паховые лимфоузлы, которые оказались увеличенными, но ненамного.

— А вот здесь болит, — прокомментировал пациент. — Не сильно, но ощущается.

— За границей недавно были? — спросил Михаил, закончив пальпацию. — Где-нибудь в тропиках?

— Был, — вздохнул пациент. — В Индии. Полторы недели как вернулся. Гоа, Бангалор, Тривандрум и под конец двое суток в Дели.

— Половые контакты с местным населением были?

— Были, — пациент снова вздохнул. — В общей сложности около двух десятков. С разными женщинами. Но с приличными, из приличных заведений…

Родители Димы Кижлова были людьми хорошими, но скучными. Отец работал бухгалтером на заводе «Электроприбор», а мать — библиотекарем в школе. По выходным всей семьей ходили в кино или в театр, если приезжали какие-то именитые гастролеры. Отпуск проводили в одном и том же месте — у двоюродной сестры матери, у которой в Адлере был двухэтажный собственный дом. На досуге отец лепил из хлебного мякиша солдатиков или шахматные фигурки (целый шкаф был заставлен его творениями), а мать вязала. Ничего выдающегося — обычная среднестатистическая российская семья, хоть в учебник русского языка для иностранцев ее вставляй. «Это семья Кижловых. Кижловы живут в старинном русском городе Владимире. Главу семьи зовут Александром Сергеевичем. Он — тезка великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина…». И так далее, на полторы страницы.

Но, к счастью, у отца был непутевый младший брат дядя Артем. Его непутевость заключалась в том, что после школы он уехал в Одессу, поступил там в мореходное училище, выучился на механика и плавал по всему миру. Ну — почти по всему, в Антарктиду и Гренландию его не заносило.

— Что за жизнь у Артемки? — сокрушался отец. — Дома бывает месяц в году, а остальное время болтается в море. А ведь мог бы в Плехановку поступить, как я. Голова-то у него светлая, наша, кижловская.

Дима не жалел дядю, а люто ему завидовал. Из своих плаваний дядя привозил племяннику подарки, но Дима ждал не столько их, сколько рассказов бывалого путешественника. Дядин кругозор не ограничивался барами, находившимися возле портов. Он обстоятельно знакомился со всеми местами, в которые его заносила нелегкая морская работа, много фотографировал и очень интересно рассказывал об увиденном. Сенкевич из «Клуба путешественников» дяде Артему и в подметки не годился. Разве может телевизионный рассказчик сравниться с живым человеком, от которого вкусно пахнет душистым трубочным табаком и дальними странами?

После того, как Диме стукнуло шестнадцать, дядины рассказы стали еще более интересными. Оказалось, что в дальних странах дядя Артем посещал не только музеи, но и бордели. Об этой стороне жизни он рассказывал не менее красочно, чем о древних памятниках и природных красотах, причем в женщинах каждой нации находил что-то особенное, присущее только им и никому больше.

— Самые ласковые женщины, племяш, это вьетнамки. Вот никого ласковее я никогда не встречал. И сами они такие миниатюрные, ну просто куколки…

— Гречанки из себя ничего особенного не представляют, но настроение мужика они чувствуют очень тонко, как будто мысли твои читают. Ты с ней в первый раз, а такое впечатление, будто вы давным-давно знакомы…

— Эфиопки, племяш, невероятно заводные. Такое небо в алмазах тебе покажут, какого ты нигде больше не увидишь. Я как на это небо посмотрю, потом два дня ползаю по кораблю, словно беременный таракан, коленки подкашиваются и голова кружится. Как там некоторые мужики с несколькими женами ухитряются справляться, я не представляю. Кубинки по сравнению с эфиопками — просто девочки-припевочки, хотя, в принципе, они тоже огонь с перцем…

— Португалки действуют в стиле «порочная скромница». Сначала она будет вся такая недотрожная, несмотря на свою профессию, но понемногу разойдется, да так, что кровать переломится. Я не преувеличиваю, подо мной в Лиссабоне однажды натурально кровать сломалась. Ничо — перешли в другой номер и там завершили начатое, а в качестве компенсации за моральный ущерб мне бутылку джина презентовали…