— Нет, я не об этом! — мотнула головой Лена. — Я о том, что бывают, наверное, люди, лечить которых не очень приятно. Какие-нибудь вредные скандалисты или же закоренелые распутники, которые через неделю явятся с новой болячкой. Ты его лечишь и понимаешь, что здоровым он проходит недолго. Не создается впечатления, что труды твои напрасны?
— Хороший вопрос! — похвалил Михаил. — Даже не один, а два. Но ответ в обоих случаях одинаковый. Профессионалы делают свое дело, не отвлекаясь на несущественные детали. Я — врач. Моя работа — лечить болезни. Передо мной стоит задача, если я ее решаю, то могу гордиться собой, а если не решаю, то не могу. Характер пациента, его привычки и образ жизни не имеют никакого значения. Да, бывает так, что пациент жалуется на меня заведующей или главному врачу, а потом, как ни в чем не бывало, приходит на прием. И я его лечу, лечу так, как положено, а не просто имитирую лечебный процесс.
— А ведь иногда хочется сымитировать, верно? — Лена хитро прищурилась. — Чтобы этот кляузник знал, как жаловаться на врача.
— Вот никогда не хотелось! — ответил Михаил. — Зачем делать свою работу плохо, если можешь сделать ее хорошо? Да и вообще, лечить с оглядкой на личность пациента — очень опасная привычка. Этого не буду лечить правильно, потому что он кляузник, другого — потому что он поддатым на прием пришел, третьего — потому что от него плохо пахнет, четвертого — потому что он вскоре подцепит гонорею по новой… Так скоро вообще лечить перестанешь и деградируешь как специалист. О репутации тоже забывать нельзя. Мне нужно, чтобы люди говорили: «Михаил Владиславович может решить любую проблему»…
— Совсем как мистер Вульф из «Криминального чтива»! — поддела Лена. — Ты еще на визитках напиши: «Я решаю проблемы».
«Криминальное чтиво» было у нее одной из самых любимых картин, а Квентин Тарантино — любимым режиссером. Михаил этих восторгов не разделял, а, если точнее, то просто не понимал, чем хороши «Чтиво» и прочие творения Тарантино. Да, при желании, можно и в болливудских мелодрамах семь слоев скрытого смысла найти, но если уж говорить начистоту, то Тарантине очень далеко хотя бы до Мартина Скорсезе, не говоря уже о Альфреде Хичкоке или корейце Пон Чжун Хо. Но если подруге хотелось пересмотреть «Чтиво» или «Убить Билла» в обществе Михаила, то приходилось имитировать восхищение и понимание потаенных смыслов. Чего не сделаешь для любимого человека?
— На визитках — это мысль, — одобрил Михаил. — А то они у меня выглядят «голыми».
На визитных карточках доцента Мищенко, руководившего ординаторами в Государственном научном центре дерматовенерологии, были написаны имя, слово «врач» и номер мобильного телефона. Однажды кто-то из ординаторов поинтересовался, почему Леонид Сергеевич ни указывает на карточках ни специальности, ни должности, ни ученой степени, ни места работы с адресом. Как-то несолидно получается, честное слово…
— Если бы я был эндокринологом или невропатологом, то на моих визитках была бы вся эта информация, — ответил Мищенко. — Но я — венеролог. Знакомство со мной пациенты обычно скрывают. Редко кто рискнет хранить визитку венеролога. Вдруг домашние увидят или, скажем, коллеги? А «врач Леонид Сергеевич» — это не опасно, такую визитку можно и на виду оставить.
Начав работать, Михаил завел себе еще более лаконичные визитки, на которых не было слова «врач». А зачем? Кто хоть раз лечился у Михаила Владиславовича, тот его специальность не забудет. А маскировка получается идеальная, потому что такие визитки с именем-фамилией и номером телефона обычно раздают таксисты. Спросит жена у верного мужа во время уборки: «Милый, а кто такой Михаил Владиславович Зубков?», а тот ответит: «Да это таксист знакомый!». И продолжит царить в семье мир и покой. А визитку венеролога из диспансера пациент выбросит, как только выйдет из кабинета. Некоторые люди и в очереди к дерматологу сидят, закутавшись по самые глаза, чтобы их случайно кто-то из знакомых не увидел в таком стремном месте, как кожно-венерологический диспансер. Многие еще и возле ворот оглядываются, словно шпионы, опасающиеся слежки. Ну а на улице Михаила пациенты узнавали крайне редко — здоровались только в тех случаях, когда вокруг никого не было.
— Что же касается «закоренелых распутников», — продолжал Михаил, — то их я тоже лечу без оглядки на личность и мрачных пророчеств. Мое дело — помочь человеку, а дальше будь, что будет. Например, у меня есть пациент, который практически ежемесячно приходит с новым «насморком». И что прикажешь с ним делать? Не лечить?..
Пациент Сипинягин имел две дурные привычки. Он постоянно напевал один и тот же романс «Напрасные слова» и вступал в половые контакты со случайными партнершами без презерватива.
— С «резинкой» удовольствие не то, — говорил он. — Да и надевать ее неловко. Сами посудите, доктор — буря страстей, накал эмоций, женщина трепещет от вожделения и тут я говорю: «Минуточку, дорогая моя, мне презерватив надеть надо»… Нет, я лучше уж так, естественным образом.