Знатно прочистив желудок, я обессиленный рухнул на пол, откинувшись спиной на кровать, лежащим на которой я себя и обнаружил. Голова все еще шла ходуном, мое дыхание было сбито, а во рту стоял вкус обжигающей горечи и песчаной пыли, которой я успел вдоволь надышаться. Чувствовал я себя паршиво, словно прежде, чем оказаться здесь меня пропустили через мясорубку… Дважды.
Кстати, а где это «здесь»?
В прошлый раз я оказался в полевой палатке Артура, сейчас же я находился в каком-то более фундаментальном строение. Темные, тусклые стены выполнены из камня, возможно песчаника, пол хоть и деревянный, но почти весь засыпан песком, а значит я все еще в Египте. Комнатка маленькая с небольшим узким окошком почти под самым потолком, которое просто занавешено полосатым цветастым куском ткани, как и выход, располагавшийся прямо напротив кровати. Справа от меня, в углу, были накиданы забитые чем-то грязные холщовые мешки и жирная черная крыса, не обращая на меня никакого внимания, сидя на вершине этой импровизированной горы что-то умиротворенно грызла и жевала.
Я откинул голову и, закатив глаза, громко выдохнул. Мне было плохо, и царящая в комнате духота лишь усугубляла мое состояние. Судя по пробивающимся солнечным лучам на улице сейчас день, может быть утро, и почти безветренно, потому что ткань, закрывающая это оконное отверстие почти не шелохается. Отодвинув от себя ведро, я облокотился о кровать и стал на ноги. Только сейчас я заметил, что был бос и почти раздет. Из одежды на мне были лишь коричневые брюки и пропитанная потом майка.
Что вообще со мной произошло? Где моя одежда? Во что ты вляпался, Артур?
Я осмотрелся и обнаружил раскиданные слева у стены черные ботинки. Там же лежали и едко пахнущие носки. Кое-как согнувшись (меня еще мутило при малейшем наклоне головы вниз, вверх, вправо или влево) и подобрав их, я неуклюже шлепнулся на кровать в попытке всунуть свои, как оказалось мозолистые ступни, в чертовски черствые хлопчатобумажные изделия. Терпкий запах пота забивал мне ноздри, раздражая рвотный центр, который в свою очередь призывно требовал от желудка новых рвотных позывов. В итоге мне пришлось задержать дыхание, чтобы справиться с этим как оказалось отнюдь не тривиальным квестом.
В горле пересохло. Меня мучала жажда.
В прошлый раз, оказавшись в воспоминаниях героя, мне была уготована участь стороннего наблюдателя. Но сейчас…Видимо все иначе. Я буквально переживаю все то, что пережил мой персонаж. Наверное. Иначе я не знаю, как объяснить свое состояние.
И где это Артур умудрился вчера так нахлобучиться?
На кровати среди грубой холщевки, которой я был укрыт, я заметил скомканную песочного цвета рубашку и потянулся за ней.
Знаете, это странно. Возможно, я все еще был пьян, и дело лишь в этом, но было в моих движениях и мыслях кое-что, что слегка насторожило меня. Что именно спросите Вы? И я не найдусь Вам с ответом.
Надеть рубашку оказалось легче, чем носки, но помучиться все же пришлось. Руки будто отказывались меня слушаться, встречая какое-то внутреннее сопротивление. Я обливался потом и вертел рубашку, пытаясь всунуть свои ватные руки в рукава, когда заметил, как из нагрудного кармана выпала сложенный несколько раз желтоватый лист бумаги.
Испытывая скорее огорчение, чем любопытство, я подобрал листок с пола и развернул его. Это оказалось письмо, адресованное Генри Локвуду.