— Должно быть, ты невероятно дисциплинированный.
— Так и есть.
И разве она не извлекла из этого пользу, размышляла она, добавляя к рыбе немного фасоли и картофеля. Из того, что она могла вспомнить о ночи, которую они провели вместе — а она могла вспомнить каждую минуту, будто это было вчера, — его мускулы действительно были какими-то особенными: твердыми и рельефными, как будто он вылеплен из теплого мрамора.
И его сила, властность… В тот первый раз, в раздевалке ночного клуба, он поднял ее так, словно она ничего не весила. Его выносливость впечатляла, а его восхитительно порочные губы мгновенно воспламеняли в ней желание. Миа достаточно было взглянуть на его руки, чтобы вспомнить, как они медленно и чувственно скользили по коже.
Даже сейчас, когда Зандер наклонился вперед, чтобы налить себе вина, Миа ощутила его запах и едва не застонала от желания.
— Что будешь пить?
Вопрос разорвал тишину, как выстрел, и Миа подпрыгнула. Она вспыхнула.
— Немного газированной воды было бы неплохо, — сказала она, думая о том, что следующие пару недель будут намного тяжелее, чем она себе представляла, если она не сможет справиться со своей реакцией на соседа по квартире.
Зандер встал и направился к холодильнику. Миа расправила салфетку, чтобы остыть, затем положила ее на колени и воспользовалась возможностью, чтобы напомнить себе, что Зандер — отец ее ребенка, но не ее парень.
Когда он вернулся к столу, Миа сделала глоток воды и переключилась на еду. Прекрасно приготовленная треска рассыпалась под легким нажимом ножа. Фасоль была ярко-зеленой, будто ее только сорвали. Повара из ресторана определенно знали свое дело.
— Что думаешь о еде? — спросил Зандер.
— Восхитительно, — признала Миа, протыкая вилкой картофелину, не слишком мягкую, не слишком твердую, просто идеальную. — Сочетание салатного цикория и морских водорослей с треской интересное. Подумаю, можно ли добавить что-нибудь похожее в мое меню. Всегда ищу новые блюда.
— Ты мастер своего дела, — кивнул Зандер.
Миа ощутила гордость.
— Спасибо.
— Как ты начала этим заниматься?
— Бросила школу в шестнадцать и поступила в колледж общественного питания, — сказала Миа, полагая, что сейчас не лучшее время для знакомства друг с другом и им нужно о чем-то поговорить. — Проучилась там два года, а потом пошла учиться на шеф-повара для мероприятий. Шесть лет назад, имея за плечами восьмилетнее обучение и опыт, я открыла собственный бизнес, который с тех пор набирал силу.
Зандер поднял темную бровь.
— Так просто?
Если бы…
— Это было совсем не просто, — усмехнулась Миа. — Пришлось потратить много сил, чтобы добиться того, что я имею сейчас. Кейтеринг — довольно жестокая индустрия. Жутко много работы, и некоторые шеф-повара, на которых я работала, не продержались бы в офисе и пяти минут. Но я научилась готовить в двенадцать лет, и с тех пор это все, чем я хотела заниматься.
— Двенадцать?! Это очень рано.
— Мама заболела, — призналась Миа. — Пришлось ухаживать за ней, и, поскольку у нас двоих никого не было, все это свалилось на меня. Мне пришлось нелегко, но я была счастлива, когда готовила, хотя порой моя стряпня была ужасной.
Зандер вертел ножку бокала между пальцами, изображая непринужденный интерес.
— Что случилось с твоей матерью?
На мгновение оторвавшись от тарелки, Миа собралась с духом, поскольку говорить об этом все еще было очень трудно.
— Первым признаком помрачения стало то, что мама отправила меня в школу в субботу, уверенная, что сегодня пятница, — проговорила Миа со вздохом. — Вскоре после этого память начала подводить ее, и она не могла подобрать нужные слова. Мама потеряла работу и однажды чуть не подожгла кухню. После этого готовку я взяла на себя. И прочие заботы, чтобы социальные службы не узнали о ситуации и не взяли меня под опеку.
— Должно быть, было тяжело.
— Да. Постоянно. Каждый день — беспокойство. Я так часто пропускала школу! С деньгами было невероятно туго. Но хуже всего было видеть, как исчезает мать, которую я обожала, которая всегда отстаивала мою точку зрения. Мы всегда шли против всего мира, были заодно. А потом все изменилось. Шло время, и чаще всего это настраивало ее против меня, и это было ужасно. У нее непредсказуемо и резко менялось настроение. Некоторые из сказанных ею вещей резали меня, как ножом, а я была слишком маленькой, чтобы понять, что происходит.
— А больше никто не знал?
Миа покачала головой.
— Я очень хорошо научилась лгать и прятаться, чтобы нас не разлучили. Я не хотела, чтобы меня взяли под опеку. В конце концов, у матери диагностировали быстро развивающееся слабоумие. Я никогда не узнаю, можно ли было замедлить прогрессирование болезни, если бы ей оказали помощь. Я научилась жить с чувством вины за это, но какое-то время это было тяжело.
— Ты говоришь о ней в прошлом.
Миа с трудом сглотнула.
— Она попала в больницу после того, как упала, сломала руку и подхватила инфекцию. Она так и не вернулась домой. Мне было шестнадцать, когда она умерла.
— Соболезную.