«Отличная получилась бы книга», – говорил ему иногда Митрич, и Ярик был согласен с ним.
Что-то стало происходить с Диной. Она стала меньше времени проводить возле клетки, молча приносила еду и торопливо уходила. В разговоры с Яриком она тоже вступала очень редко. Она стала носить длинные платья, до максимума скрывающие ее тело. А вечером – все тот же неизменный морс. Однажды она пришла в шляпе с вуалью, которая почти полностью закрывала ее лицо. Она пошатывалась, и Ярик видел, что она снова напилась. Так и есть – после небольшой паузы, в течение которой он ел, она вытащила из складок флягу и тут же к ней приложилась.
Пока она пила, Ярик, не отрываясь, смотрел на ложку. Ложка как ложка… но она была железной, и это было странно, так как обычно Дина приносила деревянную… Он взглянул на сидящую девушку.
– Дина?
Она посмотрела на него налитыми кровью глазами.
– Что, радость моя?
– Ты ведь больна. Ты и твоя мать, и Олег. Как получилось, что вы не можете обходиться без человечины?
Дина ухмыльнулась:
– Ишь ты, наконец-то я тебя заинтересовала. А то раньше норовил все в трусы залезть… Ну да ладно.
Она поднялась и, пошатываясь, направилась к выходу.
– Подожди меня здесь! – крикнула она, засмеявшись собственной шутке. Если Ярик и мог куда-то уйти, то только отползти в другой конец клетки. Когда Дина ушла, он незаметно задвинул ложку под тряпки.
Она появилась минут через десять, держа в руках какой-то старый альбом.
– На, читай, почемучка.
Ярик открыл альбом. На первой странице была плохо приклеенная пожелтевшая фотография какого-то мужчины. Лицо худощавое, тонкие губы напоминали две ниточки, взгляд как у человека, которому есть что скрывать.
– Это мой дед. Погиб во время войны, в блокадном Ленинграде, – пояснила Дина, наблюдая за Яриком.
– Он воевал?
– Ага. С клопами и вшами, – сказала она. – Зато, если бы не он, ни моей мамы, ни меня не было бы. – Помедлив, она сказала, глядя Ярику прямо в лицо: – Их было пятеро в семье, моя мать была самой маленькой. И голодала больше других. Знаешь, что такое настоящий голод, Ярик? Когда ты готов жрать свои вещи, а потом самого себя.
Ярик предпочел ничего не говорить.
– Мой дед убил четверых человек. Просто подходил на улице и звал домой, обещая накормить. А когда приводил домой, убивал. Кого утюгом, кого ножом. А потом наша семья их варила и ела. Ели даже кости, дробили молотком и высасывали мозг. Когда все выяснилось, деда разорвала толпа. Прямо живым. Мою бабку тоже убили, но позже, наверное, в отместку. Как выжила моя мать, один Бог знает. Или черт. Потом война закончилась, мать уехала на Кубань, в какую-то глухую станицу. Я родилась поздно, ей было пятьдесят. Но я никогда не забуду тот летний солнечный день. Я тогда уснула на чердаке, в сене. Отец был на работе в поле, и к маме пришел какой-то хмырь, стал приставать. Смотри дальше.
Ярик послушно перевернул страницу. На ней была пришпилена желтая от времени вырезка из газеты с размытой фотографией, ниже текст:
«Ушел и не вернулся… Кравченко Н.Д., рост 182, волосы светлые, был одет…»
– Ну и что? – спросил Ярик.
– Я проснулась, но была слишком напугана, чтобы даже крикнуть, – продолжила Дина. – Когда этот Кравченко все закончил и стал уходить, мать взяла вилы и проткнула его. Я это видела. Он умирал долго и все просил, чтобы она вызвала врача. А вечером на ужин мы его съели. Отец ничего не знал. Однажды он поссорился с матерью и сильно избил ее. Той же ночью мать убила его, а наутро нажарила из него котлет. В общем, я никогда не любила отца. И мать, похоже, тоже была к нему равнодушна. А потом мы уехали, долгое время скитались и вот теперь оказались здесь. И поняли, что все остальное по сравнению со свежим человеческим мясом просто дрянь. Признайся, тебе ведь понравилось?
Ярик сглотнул подкатившийся комок, моля всех святых, чтобы его не вырвало. Чтобы как-то отвлечься, он принялся листать альбом дальше. Он был весь заклеен заметками об исчезнувших людях.
– А твой муж? – спросил он, возвращая альбом Дине.
– У меня никогда его не было. Олежка появился от какого-то прыщавого студента, он жил у меня пару месяцев, пока я его не замариновала, как шашлык.
От этих слов у Ярика зашевелились волосы.
– Не бойся, он мне просто надоел, – мягко улыбнулась Дина. – Так что, Ярик, не в твоих интересах портить со мной отношения. Кстати, на тебе его костюм. Ума не приложу, зачем он поперся в лес в костюме.
Через некоторое время Дина заговорила:
– Хочешь послушать сказку, Ярик? Хорошая сказка, особенно перед сном, тебе не помешает.
– Сказка? Почему бы и нет, – ответил Ярик. Пусть рассказывает что угодно, главное, чтобы она не обратила внимания на отсутствие ложки. Он поймал взгляд Митрича.
«Все нормально. Ей сейчас не до ложки», – успокоил его брат, и Ярик расслабился. Дина повернулась вполоборота и заложила ногу за ногу.
– Ее сочинил мой сын. Олежа ведь такой талантливый!
«Да уж», – подумал он, вспомнив, как мальчик рассказывал ему «Пряничный Домик».