Юный щеголь в пенсне вытянулся, являя собой самою преданность. Мысленно Ботт видел на своих плечах капитанские погоны, которыми он обязан шефу.
— Так вот, слушай внимательно... Наша блистательная карьера повисла на волоске. Откажешься — испустишь дух, так и не увидев на своих плечах капитанских погон. А ведь я мечтал тебя в полковники произвести, как только стану... Ну ты сам знаешь. А там и до генерала рукой подать.
— Что надо сделать? — осведомился Ботт, волнуясь.
Осипов ткнул пальцем вниз, где этажом ниже находился кабинет Блаватского.
— Хочет выдать?! — ужаснулся Ботт.
— Не хочет, но может. Надо перерезать ниточку, связывающую нас с ним.
— Как перерезать, Константин Павлович? — Ботт замер с открытым ртом.
Осипов внимательно посмотрел на своего адъютанта. Помедлил. Затем несколько раз согнул указательный палец.
— Понял?.. Всего лишь.
Ботт побледнел, лоб его покрылся испариной.
— Испугался? — тихо спросил Осипов. — А еще капитан. — Прищурив левый глаз, он испытующе уставился на адъютанта.
— Н-е-ет... Не испугался. Впервые такое...
— Привыкать надо. Впереди еще не то предстоит. Возьмешь с собой второго моего адъютанта, Стремковского, и его братца. И еще... Сыночка великого князя, Искандера Романова. Для гарантии. Чтобы все было в ажуре.
— Есть! — едва слышно пролепетал Ботт.
— И смотри у меня! — Осипов бросил яростный взгляд на адъютанта. — Если что не так... Всем вам каюк!
Ботт, неловко сделал «кругом», вышел из кабинета на ватных ногах.
Через час после обеденного перерыва вернулся Блаватский. Он вручил военкому шестьдесят тысяч рублей, и тот запер их в сейф.
— Пусть наши английские друзья не очень-то задирают нос, раскошеливаясь на содержание ТВО, — Осипов нежно погладил дверцу сейфа. — Мы тоже финансируем организацию.
На полном лице Блаватского расплылась довольная улыбка. Подполковник Генерального штаба, оголтелый монархист, он тяжело страдал, маскируясь под лояльного «красного военспеца». И он презирал выскочку Осипова, говорившего ему «ты». Блаватский был готов на все. Лишь бы уничтожить большевиков. А там посмотрим. И уж коли «белое движение» одержит верх, этому мальчишке, возомнившему себя Бонапартом, тоже висеть на виселице!
Заперев сейф на ключ, военком продолжал:
— А теперь, Григорий Васильевич, садись и пиши.
— Что писать? — не понял Блаватский.
— Ты пиши, пиши. Я продиктую. Отличный выйдет документ.
Осипов, неспешно шагая по кабинету, начал диктовать:
ВОЕННОМУ КОМИССАРУ ТУРКРЕСПУБЛИКИ
ТОВАРИЩУ ОСИПОВУ К. П.
Сим считаю необходимым доложить Вам о ставших мне известными фактах неблагополучного положения в учебной команде 2-го Советского полка. Еще до исчезновения командира команды Сарычева имел место беспрецедентный случай нападения его подчиненных на конвой. Сейчас отмечаются подозрительные сборища начальствующих лиц на квартире писаря команды Миненко, замеченного в антисоветской агитации как среди личного состава этой команды, так и в других частях гарнизона. В сборищах у Миненко участвуют, в частности, заместитель командира полка Знаменский, комиссар 1-го Мусульманского батальона Муравьев, начальник разведки 2-го полка Павлинов. Совершенно очевидно, что команда засорена элементами подозрительными, враждебными революции.
Докладываю по долгу службы. Со своей стороны считаю нужным предложить в качестве первоочередной меры соответствующую чистку и выявление антисоветских элементов.
По мере того, как Блаватский писал рапорт, лицо его светлело. На губах заиграла торжествующая улыбка. «Из молодых, да ранний этот нувориш Костик. Ловко придумал» — подумал Григорий Васильевич.
Прежде чем поставить подпись, поднял голову, спросил:
— Какую дату?
— Поставь двумя-тремя днями раньше.
— Умно, — согласился Блаватский.