Приговор приведен в исполнение...

— Ну-ну, я пошутил, — ответствовал Евгений Ботт. — Курите лучше, угощаю, — он вынул портсигар, раскрыл, раздал папиросы щедро, не жмотничая, так что в момент ничего и не осталось в портсигаре. — Насчет Красной Армии решайте сами, по совести. Неволить не станем. Только смотрите, не роняйте чести воинов-туркестанцев и там, куда путь держите.

— Это будьте благонадежны, товарищ Ботт!

— Постараемся.

Ботт, приветственно махнув рукой, скрылся в подъезде. В толпе и про Ботта было сказано: мол, из молодых, да ранний.

— Это подумать, братцы, какие головы есть на белом свете. Пацан совсем, еле усики-«бобочка» пробилась, а уже навроде адъютанта у самого Осипова!

— Шибко чистенький. Неинтересно смотреть.

— А тебе такого надо, чтобы со вшой в обнимку дрыхал!

Вновь грянул хохот. Веснушчатый парень давно уже затерялся в толпе, может, и вовсе ушел, посрамленный, а его все донимали шутники.

Четко печатая шаг, к комиссариату приближался образцово-показательный военный. Обмундирование с иголочки, гимнастерка заправлена без единой складочки, весь перетянут ремнями, серебряная шашка с темляком, на правом боку маузер в деревянной полированной кобуре. Крепкий, подтянутый, всем своим воинственным видом он привлекал всеобщее внимание.

Образцовый военный, в отличие от Ботта, балагурить не стал. Почти парадным шагом проследовал в подъезд. В толпе заговорили:

— Колузаев это.

— Командир формируемого Первого Революционного рабочего отряда.

— Член ЦК партии левых эсеров Туркреспублики!

— Силен мужик! Попади к нему под начало — сам не заснет и тебе дрыхнуть не даст!

Вышел военный инвалид с приколотым к груди левым пустым рукавом, зазвонил школьным колокольчиком. Зинкин вновь вынул часы — ровно девять. Действительно, порядок в комиссариате военный. Толпа хлынула в подъезд, стала растекаться по этажам, коридорам. На втором этаже бывшей женской гимназии нашел дверь с бумажной табличкой:

ВОЕННЫЙ КОМИССАР ТУРКРЕСПУБЛИКИ

Возле двери толпилась масса народу. Вышел Ботт, объявил:

— Сегодня прием только по служебным вопросам и не более десяти человек. Остальным приходить в установленные дни и часы согласно вывешенному в вестибюле расписанию.

Люди зашумели. Всем хотелось попасть на прием именно к военкому. Ботт развел руками. Улыбнулся.

— Товарищи дорогие, — сказал он, юмористически прищурясь, — свободой тоже ведь надо пользоваться с умом. Кроме военкома, есть отделы, специальные службы. А если каждый по всякому пустяку станет отнимать время у государственного человека, то... Этак не годится. Это неуважение к деятелю, которому вы сами и оказали доверие. Все к военкому, буквально все! Вчера явился один чудак. Ходит по коридору, военкома спрашивает. А потом выяснилось, что ему в отхожее место приспичило!

Своей явно выдуманной байкой юный Ботт здорово развеселил посетителей, и они, перестав ворчать, стали рассасываться по соответствующим кабинетам. Желающих вступить добровольцами в Красную Армию Евгений Ботт лично сопроводил, куда надо. Зинкин тем временем вошел в приемную. Там уже было человек пятнадцать. А Осипов примет всего десять. Вот незадача. Тут как раз возвратился Ботт. Михаил Максимович подошел к адъютанту, зашептал на ухо:

— Я из уголовного розыска. Неотложное дело.

— С Шахризябской?

— Так точно, — по-военному ответил Зинкин и подивился своему солдатскому ответу. Видно, военная обстановка, подтянутый, с хорошей выправкой адъютант повлияли на него.

— Сейчас доложу.

Ботт скрылся за дверью кабинета и почти тут же вернулся.

— Проходите. Только не забудьте: не больше десяти минут.

За письменным столом, крытым зеленым сукном, сидел военком Туркреспублики Константин Павлович Осипов и приветливо улыбался. Зинкин до этого видел его лишь однажды, мельком, толком не разглядел. Бросилось лишь в глаза его молодое лицо. Но сейчас военком выглядел еще моложе. Аккуратность, подтянутость, собранность; четкие черты лица — продолговатого, энергичного; глаза карие, красивые. Видимо, его сотрудники брали пример с патрона: военком словно сошел с картинки — офицерский френч сидел на нем, как влитой.

Завидев Зинкина, военком встал, вышел навстречу. Выше среднего роста, плечистый, с модными усиками «бобочкой», он производил на первый взгляд отрадное впечатление.

— Прошу, прошу, — приветствовал Осипов посетителя высоким, каким-то напряженным голосом. — Позвольте... А я вас где-то видел! Но где?.. Хоть убейте — не помню.

— Неделю назад я проводил занятия по военной подготовке в партийной дружине. Вы пришли, и я докладывал вам... Зинкин я.

— Точно! — воскликнул Осипов, хлопая себя ладонью по лбу. — Рад, очень рад познакомиться. Не знаю, какой вы огневик, а строевик отменный. Горжусь нашей партийной дружиной. Детище революции, карающий меч... Ну, а как имя-отчество?... Да что там отчество!.. Я хоть и помоложе тебя, Зинкин, а все же... Впрочем, как угодно.

Зинкин назвался.

— Ну и лады! Слушай, Михаил, так что тебе от меня надобно?

— Пришел с партийным поручением.

— Выкладывай, дорогой товарищ.