Приговор приведен в исполнение...

— Сам господь бог свел нас, Константин Петрович! ТВО разгромили чекисты. Теперь создана новая подпольная организация. Нам нужны связи с Асхабадским белым движением. Мы готовы выступить в Ташкенте. Но, как я убедился, Маллесон не понимает, что промедление может погубить все наше дело.

— Англичане, любезный Владимир Андреич, предпочитают действовать наверняка. Сейчас у них в Закаспии военные дела оставляют желать много лучшего. Но вот если бы вы сняли с Закаспийского фронта... Ну хотя бы Туркестанский полк.. Здорово дерется!.. Снимите полчек, а? Ушел же Колузаев с половиной своего отряда. Тогда мы тоже ударим. Англичане побоятся уступить нам инициативу, вмешаются обязательно, несмотря на свою пресловутую флегму. Я знаю англичан. Учился в Англии. Итон окончил. Да-с. Фамилия моя старинная, аристократическая. К сожалению, родитель мой, ныне покойный, страдал пагубными слабостями, приведшими к разорению, — карты, дорогие вина, фигуранточки. — Лановой слегка опьянел, но говорил твердо, в глазах мелькали странные блики. — Я, собственно, зачем все это рассказываю? С умыслом, голуба моя. Ваше золотишко мне приглянулось. А поскольку я ваш спаситель...

— Спаситель? — искренне удивился Лебедев.

— А как же-с, самый настоящий спаситель. — Лановой вдруг ловко расстегнул кобуру и выхватил кольт. — Ни с места, товарищ Лебедев! Что, хотели провести нас за нос, а?.. И в штаны, небось, наложил, ха-ха-ха! — Лановой стал похож на Мефистофеля. — Но-но, без глупостей. Стреляю без промаха, натренировался на вашем брате, большевичке. Живучая, доложу вам, публика. В иного всадишь всю обойму, а он все еще норовит петь «Интернационал»!

Положение у Лебедева было безвыходное. Он сидел в кресле, под рукой никаких тяжелых предметов. Через стол — Лановой, предусмотрительно пододвинувший бутылку из-под виски к себе. Каким же образом этот живодер узнал меня?.. Неужели его, Лебедева, кто-то опередил?

— Я как увидел вас, дорогой товарищ, у генерала, — продолжал наслаждаться контрразведчик, — сердце мое так и забилось. Он, родненький, собственной персоной, ответственный сотрудник Военконтроля товарищ Лебедев! Сам явился, тепленький!

— Уверяю вас, вы ошибаетесь, поручик, — все же выдавил из себя Лебедев, хотя сердце его готово было выскочить из груди. Лановой, или как его там, нанес разящий удар:

— Нет, дорогуша, нет, кандидат в покойнички, не ошибся. Ты ж меня, сволочь, лично допрашивал два месяца назад! Я тогда к вам в тыл ходил, специально оброс бородищей, вшей мне нарочно в старый зипун подпустили мои коллеги. Чтобы, значит, все натурально было. Ногти на ногах и руках не стриг, рук не мыл, мозоли на ладонях лопатой наращивал. И провел тебя, дурака. За нос потаскал. По документу был я беженцем из Самарской губернии, крестьянский сын Осип Иванов. Прикинулся перед тобой дурачком, ты и развесил уши. А ночью я изловчился, ушел.

Лебедев, ошеломленный, молчал. Теперь он вспомнил, у кого он видел оттопыренное ухо, утиный нос. Сейчас же этот тип чисто выбрит, на верхней губе английские усики, аккуратный френч, благоухает одеколоном.

— Так вот я и говорю: спаситель твой, господин большевик! Что мне стоило представить тебя генералу Маллесону? Ты бы уже сейчас в петле болтался. А я тебя, краснопузого, шотландским виски угощал, что называется, рассыпал бисер перед свиньей. Ты же, мужик сиволапый, ни хрена в тонких напитках не смыслишь... Так вот я и говорю: увидел тебя, обрадовался, словно в рай угодил. Дай, думаю, я с ним сам поговорю. Он хоть и мужицкое отродье, а небось, тоже жить хочет. Я и выдумал, будто у меня гости собираются. И не Лановой вовсе я, а капитан Шуберт. Слышал о таком?

Лебедев потерял всякую надежду, но по инерции продолжал разыгрывать негодование:

— Бросьте эти дурацкие шуточки, поручик Лановой! Видно, вам противопоказано много пить. Шуберт — великий композитор.

— Ха-ха-ха!.. — покатился контрразведчик. — Красная анциллихенция в мои руки угодила. Про Шуберта знает. Я тоже композитор. Разыграл все, как по нотам. А теперь к делу. За то, что ты меня тогда не кокнул, я хочу отплатить добром. Даю слово офицера и дворянина — отпущу тебя на все четыре стороны, но при одном условии: у тебя никогда не было при себе ста империалов, уловил?

— Уловил.

— Ага! — обрадовался контрразведчик.

— Под пистолетным дулом на любые условия пойдешь. Забирайте золотые, черт с ними, хоть я и никакой не Лебедев.

— Золотые что, суета сует, хотя и не помешают. Однако условие на этом не кончается. Совершенно очевидно, что ваша контора поручика Домжинского прибрала к рукам. Царствие ему небесное и вечный покой, — мучитель размашисто перекрестился кольтом. — А тебя и кинули вместо покойника. Расскажи мне все, как на духу, с каким заданием пробрался в Асхабад, да и катись колбаской по улице Спасской. Ну, давай, исповедуйся... Не скромничай! Я даже подскажу тебе начало. «Прибыл я, чтобы перехватить каналы связей противника в свои руки»... Так? Угадал?

— Уверяю вас...