Приговор приведен в исполнение...

Среди оперработников был Можай-Можаровский, в прошлом капитан, фронтовик. В каземате крепости он назывался подполковником фон Дитцем.

Через некоторое время к дому подъехали двое верховых.

Кручинина открыла парадное. Они вошли. Увидев мужчину, схватились за кобуры.

— Без глупостей, господа, — произнес Можай-Можаровский. — Добро пожаловать. Я такой же, как и вы. Милости просим!

— Где Лиза? — спросил один из приезжих.

— У нее горе. Бандитами убиты генерал Мельников и его жена.

— Чекисты разменяли? — спросил высокий брюнет.

— Бандиты, — отвечал Можай-Можаровский и вдруг, хлопнув брюнета по плечу, воскликнул: — Своих не узнаете, штабс-капитан Егоров?

Брюнет, пристально посмотрев на собеседника, заулыбался:

— Можай-Можаровский!.. Ба... Значит, и вы с нами! А я и не узнал...

— Ну как там в Андижане? В Турквоенкомате вы выглядели щеголем. Но недолго поработали. Осипов вас, кажется, отправил в Андижан уездным военным инструктором?

— Так точно. К сожалению, как вы знаете, чекисты накрыли там филиал ТВО. Без малого два месяца пришлось отсиживаться в подполье. Да!.. Милль пардон, не представил своего спутника. Прошу любить и жаловать — бывший военный инструктор в Скобелеве Владимир Фельдберг. Тоже беглец и по той же причине.

Фельдберг щелкнул каблуками, коротко кивнул. У виска родимое пятно розоватого цвета. Лицо тупое, самодовольное.

Егоров поинтересовался:

— У ворот наших верховых лошадей принял какой-то абориген. Умеет он с лошадьми обращаться? Их ведь поводить надо.

— Помилуйте! — воскликнул Можай-Можаровский. — Прирожденный кавалерист. — (Прирожденным кавалеристом был агент Коканбаев.) — Однако перейдем к делу. Чего это вы, милостивые государи, в бега ударились?

— А вы, Леонид Константинович, зачем у дамы в будуаре прячетесь? — ядовито ответил Егоров.

— Прятаться для дела — это одно, а просто прятаться стыдно.

Вмешался Фельдберг. Заговорил, исполненный фанаберии:

— Извольте взять свои слова назад! В противном случае...

Можай-Можаровский рассмеялся:

— Экая гордыня. И пошутить нельзя. Сразу — к барьеру. Стреляться нам запрещено. Дело делать надобно. Я готов взять свои слова назад. А теперь милости прошу к столу, погреемся чайком.

Кручинина, в передничке, с нарядной наколкой, накрыла на стол. Приезжие офицеры, увидев угощение, вытаращили глаза. Чего только не было на столе: сардины и шпроты, зеленый консервированный горошек, масло, сыр, баночка красной икорки!..

— Шикарно живете, — вымолвил Фельдберг и проглотил голодную слюну. — Как в сказке.

— Не жалуемся. Как говорится, для милого дружка — сережку из ушка. Прошу отведать вина и елея.

После нескольких рюмок английской горькой разговор пошел самый доверительный.

— Мы теперь не ТВО, — Егоров вздохнул. — Новая организация составилась во главе с милейшим человеком — Леонтием Михайловичем Арсеньевым.

— Не он ли при Керенском был комиссаром ташкентской милиции? — спросил Можай-Можаровский.

— Он самый.

— Вялая, безвольная личность, правда, как человек, действительно милейший. Но в вожди не годится.

Подвыпивший Фельдберг тоже не помалкивал, хотя и уплетал за обе щеки.

— Удивительное дело. Сижу я сейчас в доме генерала Муфельдта. А ведь около года назад был под его началом на Румынском фронте.

— Как так? — удивился Можай-Можаровский.

— Очень просто. В Ташкенте у меня были небольшие неприятности. Пришлось отправиться с маршевым батальоном. В Румынии я и встретился с генералом Муфельдтом. После октябрьского переворота, будь он неладен, был поход на Дон. В Новочеркасске генерал мне приказал: «Ступай в Ташкент. Передай жене, что я, слава богу, жив и здоров, чего и ей желаю. Скажи, что по-прежнему люблю ее, хотя и знаю о ее проказах. Это поручение личного характера. Но посылаю тебя, Владимир, по делу государственной важности. В Туркестане надобно создать «белую организацию», истребить всех большевиков, всех сочувствующих и разогнать эти проклятые советы собачьих депутатов».

— Дела наши, однако, не очень-то хороши, — грустно произнес Можай-Можаровский.

— Ничего, скоро все будет в ажуре, — самодовольно отвечал Фельдберг. — Всех большевиков перевешаем!

...На рассвете Можай-Можаровский сказал:

— Лошадей и оружие оставьте здесь, господа. Отправляйтесь по адресу: Шейхантаурская, 32. Дом Таирова Абдусамата. Сошлитесь на меня, и вы там получите надежное убежище. Лошади и оружие демаскируют. Документы есть?

— Есть «липа», — пояснил Егоров. — У меня на имя Сердюка, у Фельдберга — на имя... Как его?

— Кауниц, — подсказал Фельдберг.

— Сердюк — это хорошо. А вот кому пришла фантазия назвать вас Кауницем?

— Зато у меня не «липа», а настоящие документы. А сам Кауниц никогда уже не станет жаловаться на то, что у него похитили документы. — Фельдберг ухмыльнулся.

Можай-Можаровский, проводив взглядом скрывшихся за поворотом «гостей», тут же позвонил по телефону.

— Можете встречать двоих заговорщиков. Идут по маршруту... Документы на имя Сердюка и Кауница.

За Первушинским мостом дорогу Егорову и Фельдбергу преградил патруль. Офицеры оглянулись — сзади появился еще патруль.

— Проверка документов.

Высокий смуглый кавказец полистал документы.