сделала? Зачем я согласилась, чтобы во мне уничтожили единственное, что у меня было? Господи, как я раскаиваюсь в этом! Я хочу, чтобы мои воспоминания снова были со мной. Хватит им витать в облаках, переплетаясь с воспоминаниями других людей, которые ничего не знают…Когда я подойду к двери консультации, я поднимусь и попрошу терапевта вернуть их, ведь они мои. А что, если я поднимусь, а она колдует над ними? И вдруг она вовсе не терапевт, а ведьма? Точно, она хочет наложить на меня чары, чтобы я забыла Бето, и Мауро тоже, и вообще всех мужчин на свете, потому что хочет, чтобы я осталась одна. Она думает, что на планете полно людей, которые не хотят идти в ее консультацию, и она решила создать мир, в котором будут жить исключительно одинокие люди, и решила начать с меня. Поэтому она и стерла воспоминания. На помощь, спасите! И так я проведу всю жизнь.
Господи, о каких глупостях я думаю.
Твою мать, какой ливень, никогда не видела такого сильного дождя, а теперь еще я ни за
что на свете не найду свою машину, потому что видимость на нуле, улицы смазаны, как чернила, и я окончательно заблудилась. Я ничего не вижу. Надо же, черт возьми! Но, что это летит сюда? Это же крышка канализационного люка, которая отскочила под напором воздуха! Нет! Нет! Не в меня! Я побежала, чтобы она не ударила меня по голове. Я бегу без остановки, как сумасшедшая.
- Эй! Эй!
Кто-то из окна говорит мне “Эй!” Внезапно, я остановилась, как вкопанная. Скорее
всего, он знает, где моя машина. Я смотрю на здание напротив, чтобы понять, откуда доносится голос. Ну, надо же, это корабль! Какого дьявола корабль пришвартовался в Мадриде? Я вытираю воду с лица и хорошенько приглядываюсь. Корабль!
- Сюда!
Какой-то сеньор в одежде моряка кричит мне с палубы. По ходу, это капитан, потому что
он носит белую фуражку с позолоченным околышем.
- Фортуната!
Он знает мое имя. Знает, что меня зовут Фортуната! Я поднимаю руку, чтобы он понял,
что я его вижу.
- Иди! Скорее! – говорит он с иностранным акцентом. – На улице ливень, и ты насквозь
промокла. Поднимайся на корабль, я приглашаю тебя на чашечку кофе.
Как любезно! С каким наслаждением я думаю о том, что через минуту буду пить горячий
кофе в каюте корабля. Маленького корабля. Это же наша мечта. Свобода. Я так рада.
- Я иду!
Я бегу гораздо быстрее, чем удирала от канализационной крышки. Я шлепаю по лужам,
мои брюки сырые до колен, но какая разница, я не хочу заставлять ждать капитана.
Визг буксующих на асфальте колес.
Сухой удар пронзает дождь. Автобус.
Я падаю на землю без сознания.
Автобус.
Я не могу подняться, не понимаю что со мной.
Я трогаю губу. Думаю, что она рассечена.
Губа цела, но лужа окрашена красным. Это кровь, текущая у меня изо рта. Ну и дела.
Все вокруг перешептываются, но никто не приближается. Я слышу, как кто-то говорит,
чтобы меня не трогали, у меня могут быть внутренние повреждения.
Теперь я все поняла. У меня не осталось воспоминаний, был только этот шаг,
предшествующий смерти.
Я умираю.
- Ната, успокойся.
- Бето!
- Успокойся, Ната, успокойся. Я пришел к тебе.
- Спасибо, спасибо-спасибо…
Даже не имея сил пошевелиться, я могу приподняться, и этого достаточно для того,
чтобы, дотянуться и ухватиться за его пояс и вцепиться в его рубашку. На мгновение я открыла глаза, чтобы взглянуть на него, и почувствовала, что я совсем растерялась, обнимая его, и ничегошеньки не понимаю.
- Почему ты носишь эту красную футболку, Бето?
Он мне не ответил.
- Почему ты носишь красную футболку Мауро, Бето?
- Ната, это – я.
Я пытаюсь что-то сказать, но уже не могу.
Я стараюсь дотянуться до него, но уже не могу.
Вокруг меня все белым-бело.
Тишина.
Вот, блин, дерьмо-то! Умереть дождливой ночью, сбитой автобусом с пенсионерами, на
слякотной, грязной улице.
Глава 19 Оказывается…
… я не умерла, ведь человек не умирает по собственному желанию, когда хочет.
Я загремела в больницу, но через десять дней вышла оттуда совершенно спокойной.
Несколько ушибов, девять швов на лбу, четыре на губе и операция на щиколотке. Ничего серьезного.
Родители сказали, что я должна отдохнуть, и они не оставят меня в доме одну на
костылях. В общем, они отвезли меня в свой загородный домик, и я провела там почти три недели. Я помирала от скуки. Самое трогательное, что у нас произошло, так это то, что у нашей течной суки объявился ухажер, кобель с пятнами, как у далматинца, проводящий дни и ночи у решетки в ожидании, когда же появится моя псинка. Время от времени она высовывалась, и несколько раз они обнюхивались, а потом она уходила. Если я и видела тебя, то не помню. Иногда она разваливалась у портика решетки, заставляя далматинца страдать. Он, не переставая, выл, глядя на нее издали. Я даже подумала, что он влюбился, но когда течка прекратилась, далматинец исчез, и мы никогда больше не видели его. Это был договор.
У меня не было мобильника, поскольку автобус его раздавил. В домике, находящемся