Придуманная жизнь

Я надела новое платье и чувствую себя совершенно счастливой. Прошло уже столько

месяцев, как я ничего не знала о Бето, и вот он снова мне позвонил, чтобы встретиться со мной, где всегда…

Я снова плачу, и не могу говорить.

Тик-так.

Я гляжу на красную болельщицкую футболку, разложенную на спинке дивана. Я не знаю,

что она здесь делает, не знаю, зачем эта красная футболка находится в моей квартире, словно говоря: “Привет, я пришла, чтобы остаться”. Я задыхаюсь.

Тик-так.

- У меня есть розовые брюки и футболка в розовую полоску, которые я никогда не

покупала. Я несу пакет с хлебом. Он тоже розовый, хотя был белым, когда мне его давала булочница. Прутья решетки, которых я касаюсь ключами, становятся розовыми и звонят, как колокольчики. Исчезла серость окружающего меня мира.

- Возвращайся, Ната, возвращайся. – Ее голос доносится до меня откуда-то издалека. Он звучит далеко-далеко. Пока не открывай глаза. Я только хочу, чтобы ты глубоко дышала. Глубоко.

Я дышу. Я устала. Безмерно устала.

- Вернись на пляж, Ната. Вернись, чтобы посмотреть сцену вечерних сумерек на пляже.

Я возвращаюсь на пляж. Сумерки цвета апельсина, яркого, сочного апельсина. Апельсиновый свет заливает меня, наполняет меня изнутри. Солнце целует воду.

- Открой глаза, Ната.

Я открываю глаза.

- От одного до десяти. Насколько сильно пляж причиняет тебе боль?

Я ищу ком в животе. Кладу ладонь себе на грудь, чтобы пальцами ощутить свое смятенное сердце. Но я его не чувствую. Я не чувствую боли. Я излечилась.

- От одного до десяти... Один.

- Хорошо, Ната. Ты начала с ним прощаться.

Глава 18 Корабль

Из консультации я выползаю вымотанной вконец. Сегодня был мой последний сеанс

терапии, и я так устала, что, думаю, что упаду в обморок. Я должна была какое-то время посидеть на входной лестнице, пока немного не прошло головокружение. На улице дождь льет, как из ведра, а я без зонта. Плевать, я только хочу добраться до машины, чтобы ехать домой.

Мне нужно будет позвонить Рите и Карлоте, сказать им, что у меня все хорошо, потому

что на протяжении этого многонедельного курса терапии я никого не хотела видеть. Вернее, не то, чтобы не хотела, скорее, не могла. Я позвоню им, когда приеду домой. Может, они захотят встретиться завтра. Мне нужно решить, расскажу ли я им о том, что со мной проделали. Ведь очень нелегко сознаться в том, что тебе стерли все воспоминания, оставив пустоту.

Я шагаю по улице по направлению к машине, а подойдя к месту предполагаемой

парковки, машины я не нахожу. Секунду я стою на пустом месте, где оставила машину. Я могла бы поклясться, что оставила машину именно здесь. Но теперь на этом месте стоит чужая машина. Ах, нет, жуть какая! Ведь это не та улица, вот блин, и этого ресторана не было! Хорошо еще, подумала я сейчас, что машину не угнали. Я поворачиваю за угол и иду до следующего перекрестка. Ничего себе, это опять не та улица! Должно быть, следующая. Я опять поворачиваю. За углом – длиннющая вереница машин, но все они чужие, моей машины нет. Я продолжаю путь, свернув за очередной угол. Вот ведь незадача, не город, а лабиринт, сплошная неразбериха. А дождь все усиливается. Да где же, черт возьми, я оставила машину? Я нажала кнопку управления, вдруг она все-таки поблизости, тогда я увидела бы включенные фары. Ничего, ничего не включилось… Лучше всего – вернуться ко входу в консультацию и оттуда искать дорогу.

Ну и дождина, я промокла насквозь. Я повернула на улицу и оказалась у боковой двери

театра, где стоял припаркованный автобус и несколько ожидающих посадки супружеских пар. Уверена, они приехали из другого города, чтобы посмотреть спектакль, а теперь все возвращаются домой, обсуждая уведенное и поездку. Интересно, понравились ли им костюмы и постановка, и хорошо ли играли актеры? Люди уже пожилые, должно быть, на пенсии, да и женаты долгое время, лет тридцать, а то и больше. Скоро они приедут домой и будут ужинать вместе, даже если будет поздний вечер. Будут спать, обнявшись. Надо же, тридцать лет! Тридцать лет, за это время могло быть все. Быть может, кто-то из этих людей поднимающихся в автобус, когда-нибудь кому-то изменял. А, может быть, и нет. Возможно, какие-то из этих пар терпеть не могут друг друга и только сохраняют видимость хороших отношений перед другими парами, как сейчас, а позже, дома и словом не обмолвятся друг с другом. А некоторые из них, пожалуй, по-прежнему будут смотреть друг другу в глаза, как в первый день. И будут, вероятно, любить друг друга.

Да и какая, в сущности, разница, что они будут делать? Важно то, что они полны

воспоминаний. Их жизни богаты, они всегда будут наполнены воспоминаниями. Не так, как моя, в которой уже ничего нет.

У меня не осталось воспоминаний, и я в бешенстве. В ужасном бешенстве. На хрена я это