Президент Соединенных Штатов

Джессика набралась решимости, сглотнув свое горе. Да, Джон, действительно, был бы хорошим отцом, но его не было с ней рядом, и не принятия другими людьми того, чего ей хотелось достичь в своей жизни, не вернет его обратно, напомнила она себе.

— Да, мог бы. Но я тоже буду хорошей матерью, поэтому и по многим другим причинам, я не хочу баллотироваться на второй срок.

Джон-старший прочистил горло, прежде чем слегка не уверенно подняться.

— Мне кажется, что путешествие меня немного утомило, — произнес он. — Я собираюсь ненадолго прилечь. — Он похлопал Джессику по щеке. — Мы поговорим об этом позже.

Она кивнула, боясь очередного нашествия на нее, хотя уже и смирилась с этим.

Как только он покинул комнату, Марджори поднялась со своего места и опустилась рядом с Джессикой на диван.

— Ты уверена, что именно этого хочешь? Может, ты передумаешь?

Джессика осторожно отрицательно тряхнула головой, как только свекровь взяла ее руки в свои.

— По крайней мере, я этого хотела, но не таким образом.

— Ты была бы и дальше такой замечательной первой леди, — сказала Марджори со слезами на глазах.

— И он тоже был бы первоклассным президентом, — ответила она. — Я пыталась сделать все, чтобы чтили его память.

— И ты сделала это, дорогая, — решительно сказала Марджори, с падающими на щеки слезами. — Никто не сделал столько, как ты, защищая наследие Джона. Он бы так гордился тобой. — Зарыдала Марджори, и Джессика почувствовала слишком знакомую боль в животе. Она уже изучила и ни один раз, как все будет развиваться. Боль расцветет, увеличится, практически чуть ли не поглотив ее, а затем Джон-старший с Марджори снова подкатят к ней, и оборона, которую она так сильно пыталась удержать, уже ослабеет, по ней пойдут трещины от испытываемой боли, которая медленно разъедала ее внутренности. Как и тогда, когда она согласилась занять место Джона в сенате, согласилась баллотироваться на пост президента вместо Джона, согласилась положить свою жизнь на алтарь памяти Джона и его амбиций.

— Мне кое-что необходимо сделать в офисе, — сказала она тихо плачущей Марджори. — Тебе что-нибудь нужно еще? Я могу попросить принести что-нибудь перекусить. На нашем канале появились новые фильмы. Ты помнишь, как работает телевизор, не так ли?

Марджори кивнула, вытирая глаза.

— Конечно. Все будет хорошо, дорогая. И я позвоню на кухню, если нам что-нибудь понадобится.

Джессика кивнула и поцеловала пожилую женщину в щеку, прежде чем быстро вышла из гостиной и чуть не бегом бросилась по лестнице в Овальный кабинет. И она даже не обратила внимание, что ринулась в то самое место, где уже несколько лет чувствовала себя пленницей, сейчас же оно стало для нее единственным местом, куда она хотела скрыться и почувствовать себя свободной, потому что в Овальном кабинете не было времени для чувства вины, боли или сожаления. В Овальном кабинете время было посвящено исключительно работе.

13.

Камаль решил, что он, наконец, освободился. И это правда, его деньги были успешно переведены. Теперь он стал независимым состоятельным мужчиной со счетами в швейцарских банках, к которым кроме него никто не мог прикоснуться и которые ни коем образом не были связаны с его отцом.

Тем не менее, последствия манипуляций мастера Тига не могли остаться незамеченными. Примерно через тридцать два часа, когда Камаль стал законным владельцем этих денег, его отец появился на линии конференц-колла, а также написал по электронной почте и даже смски. И ярость его отца не знала границ.

— Какого черта, ты делаешь? — Гремел его голос через компьютерный монитор в кабинете Камаля, где он сидел в тренировочных штанах в четыре часа ночи, поскольку его отец позвонил сотрудникам посольства и настоял, чтобы они разбудили его сына из-за чрезвычайной ситуации в семье.

Камаль задушил желание уступить отцу из чувства уважения. Но он тут же себя остановил, так как годы тридцать с плюсом для него в окружении отца были не легкими.

— Доброе утро, сэр. Полагаю, ты в Лондоне, поскольку уже одет и у тебя за окном день. Может, ты запамятовал, что здесь всего лишь четыре часа утра?

Камаль сделал глоток своего капучино, который с любезностью ему сделала горничная, как только услышала, что ему предстоит важный видеовызов этой ночью.

Лицо отца приняло интересный пурпурный оттенок, и вена на шеи вздулась. Камаль не особо переживал на этот счет, что его действия могут заставить старика отдать концы, он не настолько был близок с отцом, и был счастлив освободиться от его давления, он, с другой стороны, ему совсем не хотелось стать именно тем, кто может вызвать смерть родного патриарха.

— Мне плевать, сколько сейчас времени. Я хочу знать, что ты делаешь?

Камаль прочистил горло.

— Я забрал финансы, которые законно принадлежат мне и перевел их на другие собственные счета.

Он почти услышал, как отец заскрежетал зубами через монитор.

— И почему, во имя всего святого, с нашей семьей ты такое сотворил?