Превращения Арсена Люпена

Ему показалось, что прозвучало имя Леонара. Неужто она хотела сказать, что Леонар был ее отцом, что как раз он был тем человеком, которого выслали из Франции одновременно со шпионкой (а это казалось вполне правдоподобным)? Или же именно Леонар сделал из нее преступницу?

Рауль ничего больше не знал и потому не мог проникнуть в те мрачные глубины, где рождаются темные инстинкты и где подвергаются чудовищному брожению расшатанная психика, расстроенные нервы, душевная опустошенность… и все пороки, все тщеславие, все кровожадные желания, все неуловимые и жестокие страсти, которые неподвластны нашему сознанию.

Он уже не расспрашивал ее.

Калиостро тихо плакала, и он чувствовал ее слезы и поцелуи на своих руках, которые она сжимала так отчаянно, что он не находил в себе сил их отнять. Жалость исподволь прокралась в его сердце. Дьявольское создание оборачивалось человеческим существом, женщиной во власти извращенного инстинкта, мучимой непреодолимыми силами, которую, быть может, стоило судить с некоторым снисхождением.

– Не отталкивай меня, – молила она. – Ты единственный человек в мире, который может спасти меня от зла. Я это сразу почувствовала. В тебе есть некая цельность, некая чистота… Ах! Любовь… любовь… только она успокаивает меня… кроме тебя, я никого не любила… И если я буду отвергнута тобой…

Нежные губы прижались к губам Рауля с бесконечной истомой. К состраданию, которое всегда ослабляет волю мужчин, примешались сладострастие и желание.

И может быть, если бы Калиостро ограничилась этой невинной лаской, он и сам поддался бы искушению снова вкусить сладость ее губ, которые с готовностью раскрылись ему навстречу. Но тут она вскинула голову, скользнула руками по его плечам, обвила его шею, заглянула в глаза, и этого было достаточно, чтобы Рауль увидел в ней не страдалицу, а расчетливую красотку, которая хочет соблазнить его и привычно пускает в ход нежный взгляд и манящие губы.

Известно, что взгляды влюбленных словно бы соединены незримой нитью. Но Рауль слишком хорошо знал, что скрывается за этим очаровательным, невинным и скорбным выражением лица! Красота не могла искупить уродство и низость души, которые он видел столь ясно. Стряхнув морок и овладев собой, он оттолкнул обнимавшую его сирену и сказал:

– Помнишь… однажды на барже… мы испугались… подумали, что вот-вот задушим друг друга… И сегодня у меня такое же чувство… Если я снова окажусь в твоих объятиях, я погибну. Завтра или послезавтра, но меня ждет смерть…

Она выпрямилась, и Рауль сразу ощутил ее злость и враждебность. Ею снова овладела гордыня, и между ними точно пробежала искра, заставив их мгновенно перейти от какого-то оцепенения, еще хранившего воспоминание о любви, к острой жажде ненависти, к желанию подстрекать друг друга.

– Да ведь, в сущности, – продолжал Рауль, – мы с тобой с первого дня были заклятыми врагами. И ты, и я – мы оба – думали только о поражении другого. Особенно ты! Я был соперником, чужаком. В твоих мыслях мой образ был неотделим от идеи убийства. Вольно или невольно, но ты меня приговорила.

Она покачала головой и запальчиво возразила:

– До сегодняшнего дня – нет.

– Но теперь – да, не так ли? – воскликнул он. – Только кое-что изменилось. Теперь я смеюсь над тобой, Жозефина. Ученик стал мастером, именно это я и хотел доказать тебе, позволив прийти сюда и приняв твой вызов. Я, один, подставил себя под твои удары и под удары твоей банды. И теперь мы стоим напротив друг друга, и ты ничего не можешь мне сделать. Поражение по всем фронтам! Кларисса жива. Я свободен. Давай, дорогуша, убирайся из моей жизни, ты разбита наголову, и я презираю тебя.

Он бросал ей оскорбления, которые действовали на нее как удары хлыста. Калиостро была бледна. Ее лицо быстро менялось, и впервые в этой безупречной красоте проступили черты разрушения и увядания.

Она прошипела:

– Я отомщу.

– Не сможешь, – усмехнулся Рауль. – Я подрезал тебе когти. Ты боишься меня. Вот что чудесно, вот чего я достиг сегодня: ты боишься меня.

– Я посвящу этому всю свою жизнь, – прошептала она.

– Бесполезно. Все твои уловки известны. Ты проиграла. Это конец.

Она покачала головой:

– У меня есть другое средство.

– Какое?

– Громадное состояние. Богатства, которые теперь мои.

– А благодаря кому? – живо спросил Рауль. – Разве не я показал тебе, где искать разгадку?

– Возможно. Но именно я сумела ею воспользоваться. И так во всем. В разговорах тебя никто не превзойдет. Но в этом случае нужно было действовать, и я действовала. Ты кричишь о победе, потому что Кларисса жива, а ты на свободе. Но жизнь Клариссы и твоя свобода, Рауль, – это мелочи по сравнению с тем, что было на кону в нашей дуэли: тысячи и тысячи драгоценных камней! Настоящая борьба велась за это, Рауль, и я победила, потому что сокровища принадлежат мне.

– Как знать, как знать, – насмешливо отозвался он.