Превращения Арсена Люпена

Ему больше не хотелось думать. Поражение, и особенно то, как именно оно было нанесено, оказалось слишком болезненным, чтобы он решился подвергнуть анализу его последствия и причины. В таких случаях нужно сохранять равнодушие и хладнокровие.

И тем не менее в его памяти всплыли события вчерашнего дня и предшествующего ему вечера. Перед его мысленным взором выстраивалась последовательность действий Жозефины Бальзамо. Он видел, какие усилия ей пришлось приложить, чтобы побороть боль и побыстрее вернуть себе силы. Давать себе отдых, когда звонит колокол судьбы? Помилуйте! Разве он давал себе отдых? А Боманьян, как бы он ни был измучен, позволял ли себе хоть малейшую передышку? Нет, такая женщина, как Жозефина Бальзамо, не могла совершить подобной ошибки. Задолго до наступления темноты она примчалась сюда со своими приспешниками, чтобы при свете дня, а потом при свете фонарей руководить раскопками. И когда он, Рауль, увидев огонек за зашторенными окнами каюты, подумал, будто Бальзамо только собирается на свой главный бой, она на самом деле уже вернулась, одержав очередную победу, потому что никогда не допускала, чтобы мелкие случайности, пустые колебания и излишние сомнения препятствовали немедленному осуществлению ее замыслов.

Больше двадцати минут, отдыхая и наблюдая, как солнце поднимается над холмами, Рауль пытался осознать суровую действительность, в которой потонули его мечты о мировом владычестве; он был так погружен в свои мысли, что даже не услышал шума экипажа, остановившегося на дороге, не видел троих мужчин, которые вышли из него, миновали межевой столб и пересекли луг; очнулся юноша только тогда, когда один из них, подойдя к холмику, испустил крик отчаяния.

Это был Боманьян. Двое его друзей, д’Этиг и Беннето, поддерживали его под руки; его рана кровоточила, и на повязке уже выступили алые пятна.

Разочарование Рауля было глубоко, но оно не могло идти ни в какое сравнение с потрясением, которое должен был испытывать человек, посвятивший поискам этого таинственного клада всю свою жизнь! Мертвенно-бледный, с окровавленной повязкой на ране, он безумным взглядом озирал эту ужасающую картину – оскверненную землю и разбитый на куски заветный камень.

Казалось, что мир на его глазах рушится и проваливается в темную бездну.

Рауль вышел вперед и пробормотал:

– Это она.

Боманьян не ответил. Разве могли быть в этом хоть какие-то сомнения? Разве не эта женщина была всему причиной – причиной катастрофы, краха, адских страданий? Хотелось ли ему, подобно его товарищам, бросаться на землю и лихорадочно рыть ее в надежде найти случайный камешек? Нет! Нет! После этой ведьмы всегда оставался только прах и пепел! Она была чумой, которая опустошает и убивает. Она была настоящим исчадьем ада. Она олицетворяла собой Небытие и Смерть!

Боманьян выпрямился с привычным для него выражением трагизма на лице, обвел присутствующих лихорадочно-воспаленным взглядом и вдруг, перекрестившись, ударил себя в грудь кинжалом – тем самым, что принадлежал Жозефине Бальзамо.

Это движение оказалось таким резким и неожиданным, что предотвратить его было невозможно. Прежде чем его друзья и Рауль осознали, что произошло, Боманьян уже рухнул в яму, прямо в обломки того, что еще недавно служило монахам сейфом. Его спутники бросились к нему. Он еще дышал и бормотал:

– Священника… священника…

Беннето поспешно пошел через луг, к появившимся вдалеке крестьянам. Он расспросил их и бросился к экипажу.

Стоя на коленях на краю ямы, Годфруа д’Этиг истово молился и бил себя в грудь. Боманьян несомненно открыл ему, что Жозефина Бальзамо жива и знает обо всех их преступлениях. Это, а также самоубийство Боманьяна почти свело его с ума. На его лице был написан ужас.

Рауль наклонился над Боманьяном и сказал ему:

– Клянусь вам, я найду ее. Клянусь, что отниму у нее драгоценности.

В сердце умирающего еще жили ненависть и любовь. Только такие слова могли ненадолго продлить его существование. В эти минуты агонии, когда все его мечты превратились в прах, он отчаянно жаждал возмездия.

Глаза Боманьяна умоляюще смотрели на Рауля. Молодой человек наклонился ниже и услышал его предсмертный шепот:

– Кларисса… Кларисса д’Этиг… ты должен жениться на ней… Послушай… Кларисса – не дочь барона… он мне признался… она дочь другого, которого любила…

Рауль торжественно произнес:

– Клянусь вам, что женюсь на ней… Клянусь в этом…

– Годфруа… – позвал Боманьян.

Барон продолжал молиться. Рауль ударил его по плечу и заставил наклониться к Боманьяну, который, с трудом выговаривая слова, прошептал:

– Кларисса выйдет замуж за д’Андрези… я так хочу…

– Да… да… – сказал барон, не в силах сопротивляться.

– Поклянись.

– Клянусь.

– Вечным спасением?

– Вечным спасением.

– Ты отдашь ему свои деньги, чтобы он отомстил за нас. Все богатства, которые ты украл… Клянешься?

– Клянусь вечным спасением.

– Он знает обо всех твоих преступлениях. И у него есть доказательства. Если ты нарушишь клятву, он выдаст тебя правосудию.

– Я исполню клятву.

– Будь ты проклят, если солжешь.