Претерпевшие до конца. Том 2

И всё же пока уцелевшие сотрудники продолжили начатое им. Так, собрана была Проездная башня, на очереди стоял Домик Петра. Тем не менее с арестом Барановского работа в музее стала уже не той. Пётр Дмитриевич был душой её, вечным двигателем, светильником. Своей самоотверженностью, упорством, верой в своё дело он заряжал энергией, живил всех и всё, оказывавшееся рядом с ним. Врачуя памятники, он врачевал и человеческие души.

Последние месяцы Сергей уже не мог работать в музее с тем жаром и самоотдачей, как прежде. Стоило возникнуть какому-то вопросу, как болезненно кололо: нет Барановского! И угнетало, гасило всякий проблеск чувство неотторжимо надвигающегося скорого конца, усугубляемое продолжавшейся кампанией по травле. «В архитектуре у нас продолжается ожесточённая классовая борьба… Характерно, что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан протест по этому поводу. Ясно, что эти протесты вызваны не заботой об охране памятников старины, а политическими мотивами!» – провозгласил Лазарь Каганович, выступая на совещании московских архитекторов. И подхватили газеты: «Тайные и явные белогвардейцы жалеют камни прошлых лет. Им дороги эти камни, потому что на храмы, синагоги, церкви они возлагают немало надежд как на орудие восстановления их былого могущества, власти и богатства». «Советское краеведение» декларировало: «Область охраны памятников являлась и является в настоящее время широкой ареной классовой борьбы. Примазавшиеся к делу охраны представители господствовавших при царизме классов ставили своей задачей сохранение культурных ценностей не для пролетариата, а наоборот, от пролетариата».

В начале нового года традиционный подготовительный газетный вой увенчался очередными репрессиями: разгромом Центральных Государственных Реставрационных Мастерских – последний орган охраны памятников, мешавший их уничтожению. Лучших специалистов ЦГРМ, включая заместителя директора, известного реставратора Засыпкина, реставратора Сухова и их многочисленных коллег и учёных, арестовали по 58-й статье, обвинив в проведении «неправильной линии в области охраны архитектурных памятников Москвы».

И на таком-то фоне узнал Сергей, что его лучший друг Стёпа Пряшников взялся расписывать метро – сиречь славить достижения социализма. Едва переступив порог мастерской художника, он увидел почти готовый портрет маршала Ворошилова, бросил зло, не здороваясь, Стёпе:

– Всё упырей малюешь? В придворные живописцы метишь?!

– А если полегче? – миролюбиво откликнулся Пряшников, откладывая кисти и закрывая полотном неоконченную картину.

– Куда уж легче! Никогда не ожидал от тебя!

– А в чём, собственно, ты меня обвиняешь, друже?

– Тебе объяснить?

– Сделай одолжение!

– Когда-то ты рвался на Юг, чтобы сражаться с, как ты выражался, красной нечистью, убившей Государя и поработившей Русь, а теперь пишешь портреты этой нечисти и расписываешь для неё метро! Может, и за Дворец Советов возьмёшься? Как Паша Корин, тоже плакальщик по Святой Руси?

– Вот, теперь яснее, – кивнул Пряшников. – Отвечаю тебе, друже, по порядку. Во-первых, как художнику портретисту, мне интересно писать любые лица. К тому же я пишу их честно, не идеализируя и не придавая им идеологической окраски. Подчас мне даже удивительно, отчего это им нравятся мои портреты. Наверное, оттого же, отчего и собственное отражение в зеркале. Слепая самовлюблённость. Эти портреты – лишь документы эпохи, не больше. Кстати, мне было бы интересно написать портрет товарища Сталина. Не парадный, а настоящий. В портрете ведь можно самую душу человека передать, разглядеть её.

– Допустим. А метро?

– А что ты имеешь против метро? Метро – это весьма полезное достижение конструкторской мысли. В Лондоне, как тебе известно, давно имеется. И Москве оно давно нужно. Так что это один из немногих проектов, который я могу от души приветствовать.

– И малевать грудастых пролетарок и счастливых колхозников?

Стёпа поскрёб щёку:

– Скажи, пожалуйста, друже, когда тебя лишили прав и вышибли из Москвы, к кому ты обратился за помощью? К твоему закадычному приятелю Стёпе Пряшникову! Когда твою жену и детей могли также вышвырнуть прозябать куда-нибудь без крыши над головой, кто спас их от этой участи?

– Не надо… – промычал Сергей, чувствуя, что разговор принимает опасный оборот.

– Когда твоя больная жена не могла достаточно работать, чтобы поставить на ноги твоих детей в то время, как их папа жил с другой женой, кто поддерживал их? Все эти годы?

– Стёпа…

– А не задавался ли ты, друже, вопросом, что будет, если Стёпу вдруг самого вышвырнут куда подальше? Разумеется, я могу выразить благородное нежелание ни в чём не сотрудничать с этими мерзавцами и столь же благородно покатить строить какой-нибудь канал. И что от этого кому прибудет? Ничего и никому. И заметь себе, если завтра, не приведи Бог, что-то стрясётся, то кого ты кликнешь на выручку? И кто будет помогать твоим ближним? Молчишь? То-то же!