Претерпевшие до конца. Том 2

Вот, пронёсся опрометью оголец с бабкиной кошёлкой – и хоть бы кто остановил, погнался. Боятся! Вмешавшийся рискует получить удар ножом – если не при задержании, то позднее, в отместку за помощь милиции… Да и милиция куда как разная бывает. Кроме скорняковых немало было таких, что предпочитали задерживать «нарушителей паспортного режима», нежели уголовников. Оттого никакого доверия нет к идущему навстречу человеку в форме, но наоборот – инстинктивно хочется свернуть в сторону.

Что же это за время настало? На Красной площади идут парады… Танки, самолёты, оружие… Бравурные марши… Могучие атлеты, мужчины и женщины, в белых спортивных формах, застывшие в разнообразных позах, сияющие улыбками… Знамёна, плакаты, транспаранты… «Физкультурники – товарищу Сталину!», «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»… Портреты, нескончаемые портреты Вождя… Ликующие толпы…

А вся жизнь соткана из страха – перед государством, перед НКВД, перед уголовниками. И от этого изводящего душу страха невозможно забыться, он опутывает, давит, сковывает движения.

Когда арестовали отца, Аглая писала самому Калинину, умоляла отпустить больного старика дожить оставшиеся ему месяцы дома. Но ничего не помогло. Первое время ещё разрешались передачи, но вскоре их перестали принимать и объявили вердикт: десять лет без права переписки…

В церквях, если случалось зайти в них, Аля всё ещё ставила свечи во здравие раба Божия Игната. Слабо верилось, что он ещё жив, но, не зная наверняка, она не смела молиться за упокой.

Лишь одно радовало: не пропал напрасно оставленный Родионом альбом. На другой день после разговора с Нютой Аглая попросила Тимофея Скорнякова посоветовать коллекционера, который бы мог дать настоящую цену и поверил бы тому, что предлагаемая вещь не краденая. Узнав, что к чему, старый сыщик взялся помочь и сам сопроводил Алю к нужному человеку, самим присутствием своим обеспечив кристальную честность сделки.

Вырученная сумма оказалась значительно больше той, на которую она рассчитывала. Часть её сразу ушла на взятки нужным людям, остального же должно было вполне достать на лечение брата. От Сани, получившего мандат ППК и отправившегося с Таей за Серёжей, Аглая получила письмо, в котором он сообщал, что надежда на лучший исход есть. Все трое ещё оставались в Сибири, так как Саня считал слишком опасным для больного столь долгий и тяжёлый переезд.

Аглая не раз думала поехать навестить брата, но не решалась надолго оставить Нюту, чьё странное настроение тревожило её. К тому же Тая отписала Лидии, что к концу января они, может быть, всё-таки тронутся в путь. Это была единственная радостная весть за последнее время. Привыкшая быть нужной своим близким, Аля инстинктивно искала, кому может быть полезна теперь. Больной брат непременно будет нуждаться в особом внимании и заботе родных, которых у него осталось совсем немного, а, значит, и Аглая будет нужна ему.

Отвлекшись на мысли о Серёже, Аля вновь обратилась к Нюте. Где она сейчас? У Раи ли, а, может, вместе с Викуловым, в котором чудилось Аглае что-то недоброе и пугающее? Девочка выросла и тяготится советами и заботой своей «тёмной» матери… Вероятно, такое случается почти во всех семьях, но для Али это было нестерпимым. Что будет, если завтра девочка выйдет замуж? Без любви, сломав себя? Что будет, если она уедет?.. Что останется тогда в жизни? Одна только старость подле человека, который испытывает постоянную необходимость унижать её, вымещая на ней страдание от собственной немощи и застарелые обиды. Как это ужасно!

А ведь всё могло быть иначе… Ведь есть человек, которому она нужна, который её любит. Появись Родион теперь и позови за собой, и она бросила бы всё, забыла бы всех. Но он больше не появлялся, лишь присылал раз в год открытки с пронзительными стихами…

Незаметно для себя Аглая очутилась на вокзале. Отсюда, бывало, ездила она к Родиону… Вот, и поезд подошёл – тот самый поезд! Машинально Аля села в вагон, прислонилась к давно не мытому окну. Глаза не видели проносящихся мимо заснеженных пейзажей, перед ними стояло Божелесье, берег омута, а на нём – юноша-офицер, всё ещё ждущий её…

Зачем она приехала в Пушкино? Ведь о том, что было семь лет назад, не осталось здесь и памяти. Но ноги упрямо сами несли её к дому, какое-то время дававшему им кров. Вот он! Светится окнами в темноте… Аглая медленно приблизилась к нему, не обращая внимания на гневный лай выбравшейся из конуры собаки. На крыльцо выскочила не менее сердитая тётка, закричала с угрозой:

– Что ты шляешься здесь, шалава, а?! Пьяная?! А, ну, пошла вон отсюда, тварь, пока я милицию не кликнула!

Аля болезненно вздрогнула, словно получив жгучий удар плетью, отпрянула в смятенье и потерянно побрела к железной дороге. Глаза застилала пелена, в голове мутилось. А ещё и разошедшийся снегопад мёл прямо в лицо, слепя. Чтобы не сбиться с пути, Аглая пошла к станции прямо по шпалам, пригибаясь от ветра и поднимая воротник. Снова и снова виделось ей лицо Родиона, слышался заглушающий всё его голос, зовущий её. Крутились в памяти горькие строчки: