Претерпевшие до конца. Том 2

Странная психологическая особенность масс: они никогда не станут слушать разумные и взвешенные речи мудреца, но с восторгом пойдут за сумасшедшим или одарённым паяцем, умеющим громко и вдохновенно кричать то, что массам хочется слышать. Так русские в Семнадцатом пошли за визгливыми и бессовестными агитаторами. Так немцы пошли за Гитлером, давшим им надежду на реванш и возрождение растоптанной и униженной по итогам Первой Мировой Германии. Впрочем, Гитлер в отличие от большевиков обращался к патриотическим чувствам своих сограждан. Его государственное мышление и антикоммунистические взгляды принесли ему уважение среди многих эмигрантов. Правда, сам фюрер пока присматривался к ним и не спешил доверять. Более того, после его прихода к власти генерал фон Лампе, председатель берлинского отделения РОВС, был арестован на три месяца, а Иван Александрович Ильин – уволен из берлинского Русского научного института, ещё раньше лишившегося финансирования, и подвергнут преследованию гестапо.

Всё же фигура Гитлера и Муссолини обольщали многих – особенно, из числа молодёжи. Фашизм становился моден, и харбинская организация была лишь частью этого течения в русской эмиграции.

Генерала Тягаева тревожили нарастающие профашистские настроения, и от встречи со Смысловским он не ждал ничего хорошего. По совести, ему и вовсе не хотелось встречаться с Борисом Алексеевичем. Да и с другими – тоже… Вот уже который месяц он не получал вестей от дочери, вопреки здравому смыслу оставшейся в Триэссерии, и эта заноза, вогнанная в сердце, не давала покоя. А тут изволь принимать непрошенного гостя…

Борис Алексеевич происходил из мелкого дворянского рода, его отец и четверо дядьев были артиллерийскими офицерами. Ещё живя в Москве, а затем приезжая навестить мать, Тягаев несколько раз бывал в большой и дружной семье Смысловских. Наиболее тесные отношения связывали его с Павлом Константиновичем – преподавателем Александровского училища. Он оказался единственным из братьев, кто после революции не пошёл на службу в РККА. Остальные служили в ней в разном качестве, хотя это не спасло их. Тягаеву было известно, что и Евгений Константинович и Алексей Константинович, отец Бориса, всю Великую войну проведший в плену, попав в окружение вместе с Самсоновым, были арестованы и погибли в заключении или ссылке.

Борис Смысловский, которого Тягаев помнил ещё мальчиком, попал на фронт в восемнадцать лет, сразу по выпуске из Михайловского артиллерийского училища. В 1918 году он вступил в Добровольческую армию. В марте 1920 года его часть была интернирована в Польшу, откуда капитан Смысловский перебрался в Берлин. В эмиграции Тягаев встречал его лишь один или два раза: Борис Алексеевич принимал деятельное участие в работе польского отделения РОВС.

Теперь перед Петром Сергеевичем предстал уже не юноша, а возмужавший, слегка погрузневший тридцатисемилетний офицер (штатский костюм не мог скрыть военной выправки) с очень волевым, даже жёстким лицом, которое портили чересчур маленькие, глубоко посаженные, цепкие и колючие глаза.

– Должно быть вы удивлены моему неожиданному визиту, Пётр Сергеевич? – осведомился Борис Алексеевич, сделав глоток предложенного хозяином коньяка.

– Отчасти. Впрочем, догадываюсь, что это не визит вежливости, – ответил Тягаев.

– Вы правы. Я не буду ходить вокруг да около. Я знаю, что при покойном Врангеле вы занимались контрразведкой, и небезуспешно.

– Если бы я занимался ею успешно, барон был бы жив, – хмуро ответил генерал.

– У любых возможностей есть пределы, – пожал плечами Смысловский. – Вам вероятно неизвестно, чем в данный момент занимаюсь я.

Пётр Сергеевич тонко улыбнулся:

– Борис Алексеевич, вы только что сделали комплимент моей работе. Она не дала мне вовремя сведений необходимых, но сведений, без которых я легко мог бы обойтись, я получил предостаточно. Насколько мне известно, покойный Каульбарс дал вам рекомендацию в германский абвер, и с его же подачи вы поступили на высшие военные курсы в Кенигсберге, под нишей которых скрывается германская академия генштаба… Вы ведь закончили её, я не ошибаюсь?

– Два года назад, – кивнул Смысловский. – Отдаю должное вашей информированности.

– Как я понимаю, ко мне вы приехали не как один из руководителей польского РОВСа, а как представитель абвера?

– И тут вы не ошиблись.

– И что же угодно от меня абверу?

– Вы сами, – ответил Борис Алексеевич. – С вашим опытом, вашим влиянием, вашей информированностью, наконец.

– Видите ли, господин капитан, мне скоро шестьдесят. Всю свою жизнь я посвятил службе моему Отечеству. И уж во всяком случае не для того, чтобы, подойдя к этому почтенному рубежу, идти на службу отечеству чужому, искони враждебному моему.