В своем письме из Мариенгофа в 1897 г. Ольга Геккер пишет: «Душа, золото мое, милый мой, желанный, душа Юлианчик, мой милый… Страшно скучно без тебя. Я бы отдала полмира, чтобы видеть тебя, расцеловать твои пухлые, аппетитные ручки… Зимой все улучшится, и характер свой, честное слово, изменю».
Судя по письмам, она в это время лечилась сеансами гипнотизма. Сеансы были неудачны, она засыпала и жаловалась мужу на «врачей шарлатанов», даром получающих деньги.
«Ненавижу знакомиться и глубоко ненавижу гостей обоего пола, — пишет она в другом письме. Моя духовная жизнь постоянно с тобой. Я влюблена в тебя и обожаю. Солнышко ты мое красное, пиши мне скорее. Обнимаю тебя и целую так же горячо, как люблю. Горячо любящая тебя жена и друг…»
«Теперь будут жалеть тебя, — пишет Ольга в другом письме мужу, — что ты, несчастная жертва, женился на нервной больной… За все мерзости, которые я тебе делала, чувствую себя виноватой перед тобой…»
В 1898 г. в ее письмах попадаются фразы: «Я буду прежней, но в улучшенном виде… Как хорошо иметь деньги и быть самостоятельной!»
В следующем году у нее уже прорывается глухое отчаяние и недовольство жизнью: «О, как на душе гадко и темно! Мне так жутко, так жутко!»
В это время она была уже на высших курсах в Петербурге и высказывала намерение оставить их. Мужу она пишет: «Дуся! Почему ты не едешь в Варшаву? Тебя это развлекло бы». В том же году она получает от Донберга записку на немецком языке: «Мое милое сердечко! Сегодня я прибыть не могу», а через день пишет мужу: «Обнимаю тебя, мой дорогой Юля».
Одно из ее писем читается при закрытых дверях.
Когда отношения супругов обострились в высшей степени, Юлиан Геккер в своем письме к родным горько жаловался на жену. Он узнал, что она оговаривала его перед знакомыми во всевозможных подлостях, выдумывая небылицы.
«Что это: квинтэссенция человеческой подлости или сумасшествие? — пишет он. — Если первое, то надо взять себя в руки и не обращать внимания на негодную, скверную женщину. Если второе, то ее, бедную, надо лечить».
Дальше в переписке Ольги Геккер попадается: «Я каждую ночь вижу смерть… страшно страдаю. Меня угнетает мысль, что я не человек, а лишняя тварь и тебе не нужна. Но должна же наконец наступить перемена в моей духовной жизни!.. Ах, если бы быть здоровой! Это самое главное, а то болезнь тормозит все… Как человека, я тебя люблю, но как мужа — нет, не знаю. В душе у меня холодно, сыро, затхло, как в сарае. Мужем и женой мы уже не можем быть».
В марте 1900 г. Юлиан Геккер обращается к жене с укоризной: «Ты скверная по своей натуре, душонка у тебя мелкая».
«Тоска, хоть топись, — содержится в последних письмах жены. — Если мой магазин пойдет плохо, то я покончу свою проклятую жизнь…. Он оказался патентованным мерзавцем и подлецом, а ты — мой милый, дорогой. Твой друг — жена Леля».
Донбергу она пишет: «Я все та же» — и обрушивается на Юлиана Геккера с бранными выражениями, называя его в письме к профессору «этот проклятый муж».
Судебное следствие закончилось опросом экспертов. По их убеждению, подсудимый во время преступления не страдал душевной болезнью и находился лишь в возбужденном состоянии. В отношении самой Ольги Геккер эксперты считают, что она страдает истерией.
Слово предоставляется обвинительной власти.
Товарищ прокурора господин Новицкий считает, что это одна из семейных драм, которые, к сожалению, «все чаще и чаще разыгрываются в наше нервное время». Кровавая развязка привела к смерти видного общественного деятеля, ученого, которого хорошо знали не только в Петербурге, России, но и за границей. Допустим ли подобный ужасный самосуд со стороны обвиняемого — вот вопрос, на который должны ответить присяжные заседатели. Со своей стороны, обвинитель находит, что на любовь, как на причину преступления, нельзя ссылаться в данном деле. Истинная любовь тесно связана с уважением и доверием к любимому человеку. Истинная любовь отдает свою жизнь, свое «я» на благо другому. В настоящем случае это не святая, а плотская любовь, с ее эгоизмом и чудовищной ревностью со стороны подсудимого. В семье столкнулись два человека: нервная, озлобленная жена и пожилой, уже утомленный жизнью муж. Они тяготились друг другом, и, к несчастью, у них не было детей, которые могли бы еще спасти расползавшуюся семью.
Что касается покойного Донберга, то товарищ прокурора считает, что он вполне мог пожалеть молодую женщину, поверив в ее несчастно сложившуюся судьбу. А она, поставив себе целью выйти замуж за богатого, известного профессора, сама пошла к нему со своей любовью и кокетством. Юлиан Геккер свел за это счеты с Донбергом, и тот заплатил своею жизнью. Теперь наступил для убийцы момент свести счеты с правосудием. «Поднявший меч да погибнет от меча!» — так закончил свою речь обвинитель.
Защитник подсудимого, присяжный поверенный С. П. Марголин, начал с упоминания о дневнике и первоначальных письмах жены подсудимого, в которых рисуются прекрасные картины семейного счастья: