Спрятав записку в карман, викарий понимал, что вся суть записки заключалась в постскриптуме. Почему Диана не хотела, чтобы ее отец узнал о таком пустяке как потеря платка? С чего бы он волновался из-за этого?
Размышляя об этом, викарий вдруг сообразил, что Гарфорт считался одним из самых успешных мастеров перекрестного допроса в адвокатуре. Боялась ли Диана, что ее отец сможет вытянуть из нее что-то такое, что она пыталась скрыть? Из-за этого предположения викарий рассердился на самого себя. Он не имел никаких прав подозревать Диану в какой-либо хитрости; это было последним, чего он хотел. И все же он не мог не обратить внимания на странные запинки и тревоги Дианы относительно платка.
Фу! Разве это не естественно? Конечно, любой девушке на ее месте была бы ненавистна даже мысль о том, что она может оказаться свидетелем в деле о подобном преступлении. Она могла увидеть все в ложном свете уже от того, что ей не повезло быть поблизости от места преступления незадолго до того, как оно произошло. И это могло заставить ее испугаться самой мысли о том, что ей придется давать показания.
Также ее должно нервировать знание того, что платком завладел детектив, который мог выстроить невероятную, но малоприятную версию. Вот и все.
Викарий взглянул на часы. Почти шесть. Поскольку по пятницам он всегда проводил церковную службу в шесть часов, ему пришлось нажать на газ и поспешить. Он приехал вовремя, оставил машину возле церкви, надел сутану и стихарь и три-четыре минуты прозвонил в колокол. В деревне священникам приходится самостоятельно заниматься уймой мелочей, о которых городские священники и понятия не имеют. Например, звонить в колокол по будним дням.
Под западной частью башни располагалась комната с часовым механизмом. Перед ударом часов он издавал предупреждающий щелчок. Услышав его, викарий перестал звонить. И затем большой колокол наверху пробил шесть раз.
– Шесть часов!
Идя к алтарю, он не мог не подумать, что вчерашнее убийство произошло примерно в это же время. Едва он подошел к лекторию, как его осенила внезапная мысль.
Присутствовало только четыре или пять прихожанок, которые и не подозревали, сколько викарий прилагает усилий, чтобы сосредоточиться на собственных словах и не позволить своим мыслям убежать куда-то еще. Но едва закончив службу, викарий поспешил к себе в кабинет, где разжег трубку и принялся изучать блокнот, а затем сделал в нем запись:
Положив блокнот на стол, Вестерхэм вскочил с кресла и принялся ходить по комнате взад-вперед: его мысли метались туда и сюда. Он признался себе, что любит Диану и намеревается попросить ее стать его женой, так что он не мог поверить, что она сделала нечто неправильное. Но все это время она либо говорила невнятно, либо что-то скрывала. Что бы это значило?.. И она просила его ничего не говорить о происшествии с платком. Это беспокоило викария сильнее, чем вопрос о том, как Феликс Нейланд оказался в зеленом камзоле – данная проблема занимала не только его голову, но и затрагивала сердце.
Зазвонил телефон. Викарий перестал ходить из стороны в сторону и снял трубку.
– Алло? … Да? … Да, это копплсуикский викариат … Да, я – Вестерхэм.
– Говорит Рингвуд – из полицейского участка в Сидбери.
– Да? Вы поймали его?
– Нет, еще нет. Но произошло нечто странное, и я подумал, что вы бы хотели узнать об этом. Я рассказывал вам об Энсти?
– Да, это настоящий скрипач, что с ним?