– Но вы думаете, что они были?
– Ну, конечно! Просто посмотрите на факты. Таинственная пустая шкатулка. И убийство. Конечно, за этим кроется какая-то история. Но мы, вероятно, так и не узнаем о ней.
Когда детектив удалился, викарий вновь набил трубку и закурил, сев в кресло и вытащив табуретку, на которую можно было положить ноги – такова была его любимая поза для обдумывания проповедей или решения церковных проблем.
Для внешнего мира Вестерхэм был энергичным и трудолюбивым священником, хорошим организатором, а также рассудительным проповедником. Следовательно, для внешнего мира он был пастором – большинству людей присуще представление о священнике как о существе, отличном от обычного человека и обитающем в теологической атмосфере, откуда смотреть на жизнь можно лишь с религиозной точки зрения. Иногда смешно наблюдать, как люди пытаются говорить со священниками лишь о последних высказываниях епископа, церковной архитектуре и воскресной школе, тогда как, говоря с хирургом, они не станут заводить речь об операциях, а в разговорах с юристами – о договорах. Но в девяти случаях из десяти священник вовсе не хочет говорить о Церкви.
Вестерхэм был не только священником, но и просто проницательным человеком. И его хобби – наблюдательность – было не пустым хвастовством. Многие из прихожан и не догадывались, насколько точны его выводы, сделанные во время наблюдения за теми мелочами, которые обычно ускользают от внимания большинства людей.
Также он интересовался многими вещами, выходившими за рамки его призвания и затрагивавшими вопросы гуманизма. И этот очередной вопрос очень притягивал его. Детектив-сержант Рингвуд оказал ему доверие как внимательному наблюдателю, который может оказать помощь, так что сыщик в какой-то мере отошел от обычной практики и вверил ему информацию по делу.
Но сержант был бы впечатлен намного сильнее, если бы заглянул в блокнот Вестерхэма, который тот вынул из запертого ящика письменного стола. В нем викарий записал и кратко прокомментировал все, что он заметил и вспомнил в связи с преступлением, начиная с собственного появления на приеме в саду и вплоть до текущего момента. Теперь он добавил к этим записям и информацию, полученную от Рингвуда. Время от времени он откидывался на спинку стула и делал паузу, держа авторучку перед собой – это была еще одна характерная для него поза.
И вот наступила более длинная, чем обычно, пауза, в течение которой он сидел, вытянув руку с ручкой. И курил он не так активно. Его лоб сморщился. Затем он тщательно написал: