Преступление капитана Артура

– О нет… о нет!..  – воскликнул молодой человек с выражением ужаса, который в нем заметил и Вальтер Реморден, когда он предложил ему подобный же вопрос.  – Я ничего не помню из эпохи моего раннего детства… это только фантазии, только глупые бредни, и больше ничего!

– А какого же рода были эти фантазии, мистер Саундерс? – спросила его Бланш, любопытство которой было возбуждено до высочайшей степени странностями Ричарда.

– О, не расспрашивайте меня о них! – сказал он.  – Я поклялся не говорить об этом никому!

– Вы поклялись?… Кому же?

– Дяде Джорджу. Он уверил меня, что я могу избегнуть сумасшествия единственно тогда, когда я перестану вспоминать эти бредни. По его словам, мозг мой был отуманен дикими и странными идеями и от меня зависело полное излечение или вечное сумасшествие. Он объяснил мне это ровно за день до нашего переезда в Бельминстер. Я понял слова дяди, хотя был еще ребенком. Он заставил меня повторить за ним клятву – не вспоминать фантазий, засевших в мою голову.

– А теперь, когда вы стали уже взрослым, вам все еще кажется, что ваш дядя был прав, назвав ваши идеи нелепыми иллюзиями?

– Я поклялся не говорить о них… Умоляю вас не расспрашивать меня больше!

– Еще одно слово. Вы, конечно, помните ваших друзей, родных – отца, мать… вероятно.

– Мать!.. О!.. Сжальтесь, мисс Бланш!.. Умоляю вас именем Бога не говорить о матери!

Молодой человек замахал вдруг руками и упал на землю.

Бланш встала на колени и старалась заботливо приподнять его голову. Но он прятал упрямо свое лицо в траву и восклицал, рыдая судорожно и отрывисто:

– Моя бедная… добрая, нежная мать!.. Она существовала только… в моей фантазии и была сновидением… как и все остальное?!.

Глава XXVI Бред

Рахиль Арнольд страдала очень долго от раны, нанесенной ей кулаком баронета. Усталость, лишения, волнения, дурное обращение и вечные заботы истощили последние силы этой несчастной, и она находилась несколько недель между жизнью и смертью в одной из верхних комнат Лисльвудского замка. Леди Лисль приказала делать все то, что нужно для ее излечения, и окружила ее заботливым уходом. Но доктор сомневался, и даже очень долго, в ее выздоровлении.

– Она очень слабого телосложения, миледи,  – сказал он леди Лисль,  – силы ее надорваны тяжелой работой. Я уверен, что эта бедная женщина вынесла много горя. Я помню ее, когда она еще жила со своим мужем в сторожке, а сын ее, который был похож на сэра Руперта, постоянно играл возле решетки парка.

– Он умер от горячки! – заметила Оливия.

– Верю, верю, дорогая леди Лисль, он был такой же тщедушный, как и его мать. Меня ничуть не удивляет известие об этом! Пойду теперь к больной… Бедняжка ослабела и телом и душой, все это повлияло и на ее рассудок.

Сэр Руперт не протестовал против пребывания Рахили Арнольд в замке. Казалось, что он даже отчасти беспокоился о ее состоянии. Он ежедневно осведомлялся о ней – со свойственной ему осторожностью – и, очевидно, интересовался ответом на свой вопрос.

– Лучше ли ей? – говорил он обыкновенно.  – Не бредит ли она? Отвечайте скорее!

– Нет,  – отвечали люди.

– Спокойна ли она? – продолжал баронет.

– Совершенно спокойна; она в полном сознании.

– О чем же говорит она?

– Что касается этого, то она так слаба, что ей говорить трудно и почти невозможно.

Эти ответы удовлетворяли его; но на следующее утро он снова предлагал такие же вопросы, с той же осторожностью и с тем же дурно скрытым, но живым любопытством. Между тем ничто не могло убедить его, сколько он ни беспокоился об ее положении, войти в ее комнату, хотя она каждый день посылала к нему с мольбой прийти к ней на несколько минут, чтобы она могла хоть взглянуть на него, подержать его руку, вспомнить те дни, в которые она держала его, маленьким, болезненным ребенком, у себя на коленях, и вместе испросить прощение за то, что она решилась прибыть в Лисльвуд в настоящее время, когда он находится на вершине богатства и земного блаженства! Эти мольбы могли бы смягчить холодный камень, но не Руперта Лисля!

Ему вовсе не хочется скучать у постели больной, оправдывался он. Почем знать, может быть, болезнь-то заразна? Он даже убежден, что она заразна, – какая-нибудь злокачественная, опасная горячка, схваченная на корабле. Было бы чересчур странно, если б баронету и первому богачу во всем графстве пришлось умереть от горячки, привившейся к нему от ничтожной служанки! Она должна, конечно, благодарить Создателя, что попала к таким гуманным господам! Пусть довольствуется этим непредвиденным счастьем!

Другого рода утешений не дождалась Рахиль от сэра Руперта Лисля!

Майор Варней, полневший по мере того, как время проводило едва заметный след по его волосам, не дерзая, однако, превращать их в седые, майор, говорю я, взял снова верх в Лисльвуде.