Преступление и наказание, Часть 3

Raskolnikov, not waiting for an introduction, bowed to Porfiry Petrovitch, who stood in the middle of the room looking inquiringly at them. He held out his hand and shook hands, still apparently making desperate efforts to subdue his mirth and utter a few words to introduce himself.	Раскольников, еще не представленный, поклонился стоявшему посреди комнаты и вопросительно глядевшему на них хозяину, протянул и пожал ему руку все еще с видимым чрезвычайным усилием подавить свою веселость и по крайней мере хоть два-три слова выговорить, чтоб отрекомендовать себя.
But he had no sooner succeeded in assuming a serious air and muttering something when he suddenly glanced again as though accidentally at Razumihin, and could no longer control himself: his stifled laughter broke out the more irresistibly the more he tried to restrain it.	Но едва только он успел принять серьезный вид и что-то пробормотать - вдруг, как бы невольно, взглянул опять на Разумихина и тут уже не мог выдержать: подавленный смех прорвался тем неудержимее, чем сильнее до сих пор сдерживался.
The extraordinary ferocity with which Razumihin received this "spontaneous" mirth gave the whole scene the appearance of most genuine fun and naturalness.	Необыкновенная свирепость, с которою принимал этот "задушевный" смех Разумихин, придавала всей этой сцене вид самой искренней веселости и, главное, натуральности.
Razumihin strengthened this impression as though on purpose.	Разумихин, как нарочно, еще помог делу.
"Fool! You fiend," he roared, waving his arm which at once struck a little round table with an empty tea-glass on it.	- Фу, черт! - заревел он, махнув рукой, и как раз ударил ее об маленький круглый столик, на котором стоял допитый стакан чаю.
Everything was sent flying and crashing.	Все полетело и зазвенело.
"But why break chairs, gentlemen? You know it's a loss to the Crown," Porfiry Petrovitch quoted gaily.	- Да зачем же стулья-то ломать, господа, казне ведь убыток! - весело закричал Порфирий Петрович.
Raskolnikov was still laughing, with his hand in Porfiry Petrovitch's, but anxious not to overdo it, awaited the right moment to put a natural end to it.	Сцена представлялась таким образом: Раскольников досмеивался, забыв свою руку в руке хозяина, но, зная мерку, выжидал мгновения поскорее и натуральнее кончить.
Razumihin, completely put to confusion by upsetting the table and smashing the glass, gazed gloomily at the fragments, cursed and turned sharply to the window where he stood looking out with his back to the company with a fiercely scowling countenance, seeing nothing.	Разумихин, сконфуженный окончательно падением столика и разбившимся стаканом, мрачно поглядел на осколки, плюнул и круто повернул к окну, где и стал спиной к публике, с страшно нахмуренным лицом, смотря в окно и ничего не видя.
Porfiry Petrovitch laughed and was ready to go on laughing, but obviously looked for explanations.	Порфирий Петрович смеялся и желал смеяться, но очевидно было, что ему надо объяснений.
Zametov had been sitting in the corner, but he rose at the visitors' entrance and was standing in expectation with a smile on his lips, though he looked with surprise and even it seemed incredulity at the whole scene and at Raskolnikov with a certain embarrassment.	В углу на стуле сидел Заметов, привставший при входе гостей и стоявший в ожидании, раздвинув в улыбку рот, но с недоумением и даже как будто с недоверчивостью смотря на всю сцену, а на Раскольникова даже с каким-то замешательством.
Zametov's unexpected presence struck Raskolnikov unpleasantly.	Неожиданное присутствие Заметова неприятно поразило Раскольникова.
"I've got to think of that," he thought.	"Это еще надо сообразить!" - подумал он.