Преступление и наказание, Часть 2

Katerina Ivanovna had just begun, as she always did at every free moment, walking to and fro in her little room from window to stove and back again, with her arms folded across her chest, talking to herself and coughing.	Катерина Ивановна, как и всегда, чуть только выпадала свободная минута, тотчас же принималась ходить взад и вперед по своей маленькой комнате, от окна до печки и обратно, плотно скрестив руки на груди, говоря сама с собой и кашляя.
Of late she had begun to talk more than ever to her eldest girl, Polenka, a child of ten, who, though there was much she did not understand, understood very well that her mother needed her, and so always watched her with her big clever eyes and strove her utmost to appear to understand.	В последнее время она стала все чаще и больше разговаривать с своею старшею девочкой, десятилетнею Поленькой, которая хотя и многого еще не понимала, но зато очень хорошо поняла, что нужна матери, и потому всегда следила за ней своими большими умными глазками и всеми силами хитрила, чтобы представится все понимающею.
This time Polenka was undressing her little brother, who had been unwell all day and was going to bed.	В этот раз Поленька раздевала маленького брата, которому весь день нездоровилось, чтоб уложить его спать.
The boy was waiting for her to take off his shirt, which had to be washed at night. He was sitting straight and motionless on a chair, with a silent, serious face, with his legs stretched out straight before him--heels together and toes turned out.	В ожидании, пока ему переменят рубашку, которую предстояло ночью же вымыть, мальчик сидел на стуле молча, с серьезною миной, прямо и недвижимо, с протянутыми вперед ножками, плотно вместе сжатыми, пяточками к публике, а носками врозь.
He was listening to what his mother was saying to his sister, sitting perfectly still with pouting lips and wide-open eyes, just as all good little boys have to sit when they are undressed to go to bed.	Он слушал, что говорила мамаша с сестрицей, надув губки, выпучив глазки и не шевелясь, точь-в-точь как обыкновенно должны сидеть все умные мальчики, когда их раздевают, чтоб идти спать.
A little girl, still younger, dressed literally in rags, stood at the screen, waiting for her turn.	Еще меньше его девочка, в совершенных лохмотьях, стояла у ширм и ждала своей очереди.
The door on to the stairs was open to relieve them a little from the clouds of tobacco smoke which floated in from the other rooms and brought on long terrible fits of coughing in the poor, consumptive woman.	Дверь на лестницу была отворена, чтобы хоть сколько-нибудь защититься от волн табачного дыма, врывавшихся из других комнат и поминутно заставлявших долго и мучительно кашлять бедную чахоточную.
Katerina Ivanovna seemed to have grown even thinner during that week and the hectic flush on her face was brighter than ever.	Катерина Ивановна как будто еще больше похудела в эту неделю, и красные пятна на щеках ее горели еще ярче, чем прежде.
"You wouldn't believe, you can't imagine, Polenka," she said, walking about the room, "what a happy luxurious life we had in my papa's house and how this drunkard has brought me, and will bring you all, to ruin!	- Ты не поверишь, ты и вообразить себе не можешь, Поленька, - говорила она, ходя по комнате, - до какой степени мы весело и пышно жили в доме у папеньки и как этот пьяница погубил меня и вас всех погубит!
Papa was a civil colonel and only a step from being a governor; so that everyone who came to see him said,	Папаша был статский полковник и уже почти губернатор; ему только оставался всего один какой-нибудь шаг, так что все к нему ездили и говорили:
'We look upon you, Ivan Mihailovitch, as our governor!'	"Мы вас уж так и считаем, Иван Михайлыч, за нашего губернатора".