Преступление и наказание

But the poor boy, beside himself, made his way, screaming, through the crowd to the sorrel nag, put his arms round her bleeding dead head and kissed it, kissed the eyes and kissed the lips....	Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы...
Then he jumped up and flew in a frenzy with his little fists out at Mikolka.	Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку.
At that instant his father, who had been running after him, snatched him up and carried him out of the crowd.	В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его наконец и выносит из толпы.
"Come along, come! Let us go home," he said to him.	- Пойдем! пойдем! - говорит он ему, - домой пойдем!
"Father!	- Папочка!
Why did they... kill... the poor horse!" he sobbed, but his voice broke and the words came in shrieks from his panting chest.	За что они... бедную лошадку... убили! -всхлипывает он, но дыханье ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненной груди.
"They are drunk.... They are brutal... it's not our business!" said his father.	- Пьяные, шалят, не наше дело, пойдем! - говорит отец.
He put his arms round his father but he felt choked, choked.	Он обхватывает отца руками, но грудь ему теснит, теснит.
He tried to draw a breath, to cry out--and woke up.	Он хочет перевести дыхание, вскрикнуть, и просыпается.
He waked up, gasping for breath, his hair soaked with perspiration, and stood up in terror.	Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, и приподнялся в ужасе.
"Thank God, that was only a dream," he said, sitting down under a tree and drawing deep breaths.	"Слава богу, это только сон! - сказал он, садясь под деревом и глубоко переводя дыхание.
"But what is it?	- Но что это?
Is it some fever coming on? Such a hideous dream!"	Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!"
He felt utterly broken: darkness and confusion were in his soul.	Все тело его было как бы разбито; смутно и темно на душе.
He rested his elbows on his knees and leaned his head on his hands.	Он положил локти на колена и подпер обеими руками голову.
"Good God!" he cried, "can it be, can it be, that I shall really take an axe, that I shall strike her on the head, split her skull open... that I shall tread in the sticky warm blood, break the lock, steal and tremble; hide, all spattered in the blood... with the axe....	"Боже! - воскликнул он, - да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью... с топором...
Good God, can it be?"	Господи, неужели?
He was shaking like a leaf as he said this.	Он дрожал как лист, говоря это.
"But why am I going on like this?" he continued, sitting up again, as it were in profound amazement. "I knew that I could never bring myself to it, so what have I been torturing myself for till now?	- Да что же это я! - продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, - ведь я знал же, что я этого не вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил?