Престол Немедии

Вскоре из дома графа вывели арестованных. Сам Корнелиус держался гордо, хоть и был бледен, как кружева на рукавах его сына. Агритас съежился и лишился всей своей былой щеголеватости. Рядом с сыном семенила заплаканная графиня, пытаясь под руками стражников просунуть юноше какой-то узелок. В дверях виднелась рыдающая Кларион, подурневшая от горя еще больше.

Вслед за графом и Агритасом гвардейцы вели уже знакомых Конану казначея Готаро, генерала Йонана, еще каких-то вельмож и офицеров. Видимо, заговорщики были в сборе, когда нагрянула стража. Дворяне были угрюмы и далеко не так спесивы, как обычно. Ревенда среди них не было.

Внезапно граф обернулся и встретился взглядом со стоящим в толпе Конаном. Несколько мгновений Корнелиус молча смотрел в лицо киммерийцу, потом его губы шевельнулись, и северянин понял, какое слово произнес граф, словно отчетливо слышал его. Конан никогда не питал к Корнелиусу расположения и нисколько не огорчился его арестом, но тут его словно обдало жаром. Никто еще не называл варвара предателем.

Графа, казначея и генерала втолкнули в карету, остальных усадили на лошадей, и заговорщики в сопровождении стражи двинулись в направлении Каземата. Зеваки еще немного потоптались у дома и, не дождавшись больше ничего интересного, стали расходиться.

Конан почувствовал, что его гнев на Ревенда угас, словно залитые водой угли. Варвар вяло оглянулся, словно надеясь увидеть юношу в толпе, не увидел и, махнув рукой, двинулся в обратный путь. Мораддин с задумчивым видом ехал рядом.

Ринга была дома. Примостившись на столе, девушка поглощала яблочный пирог и оживленно болтала с Сезией и Ингодой, не давая им вставить ни слова. Ильма сидела в уголке и бросала неприязненные взгляды на раскрасневшуюся и похорошевшую рабирийку. Войдя, Конан буркнул что-то вместо приветствия и уткнулся в поданную ему Ингодой тарелку похлебки. Мораддин было невозмутимо прошел мимо девушки-гуля, но рабирийка сама окликнула его.

– Что это ты, Мораддин, такой мрачный? Опять Конан кого-нибудь убил, не посоветовавшись с тобой? – Ринга звонко расхохоталась.

– Убил, но с полного моего одобрения, – холодно ответил полугном, отчужденно взглянув на девушку.

– Что случилось? – удивленно спросила рабирийка.

– Почаще дома бывать надо, тогда и знала бы, что, – хмуро пробормотал Конан. – Нас с Мораддином пытались прикончить, пока ты развлекалась Нергал знает где…

– А вот это тебя не касается! – резко сказала девушка-гуль и посмотрела на полугнома: – Это правда?

– Истинная правда, госпожа Ринга! – заторопился Серкл, только что вошедший в комнату и сразу смекнувший, о чем речь. – Месьора Конана и месьора Мораддина вызвали якобы для беседы, а там на них напали злодеи с огромными мечами! Страшно подумать, что бы могло случиться, если бы я не поехал с ними… – Серкл вздохнул. – Да и тебе, госпожа, спасибо, вовремя ты стражников к нам направила!

– Каких стражников? – недоуменно подняла брови Ринга. – Кто на вас напал?

– Можно подумать, тебя это волнует, – буркнул Конан. – Надо было за Ревендом приглядывать, ничего и не случилось бы.

– Ревенд? С ним что-то случилось? – Бебедор взволнованно посмотрел на киммерийца, оторвавшись от фолианта, который читал, сидя рядом с Ильмой.

– Выдал нас твой Ревенд с потрохами! – рявкнул Конан.

– Ревенд выдал? – растерялась Ринга. – Кому выдал?

– Как бы то ни было, наше дело окончено, – произнес Мораддин, не глядя на рабирийку. – Что случилось с Нимедом, вы знаете, принц у вас в руках, граф Корнелиус в Каземате, так что вам остается лишь…

– Граф в Каземате? – ошеломленно произнесла девушка-гуль. – Ничего не понимаю!

– Конечно! – хихикнула Ильма. – Трудно что-нибудь понять, когда думаешь не головой, а тем, что под подолом!

Ринга даже не обратила на этот выпад внимания.

– Корнелиуса арестовали? Но почему же Аррас мне не сказал?! – рабирийка закусила губу в тщетной попытке разобраться.

Внезапно все услышали стук. Кто-то отчаянно барабанил во входную дверь дома. Сезия торопливо пошла открывать, и вскоре в комнату ворвался племянник философа собственной персоной. Он был бледен, взгляд блуждал, кулаки то сжимались, то разжимались, и вообще казалось, что юноша не в себе.

– А, все здесь! – произнес Ревенд и зловеще улыбнулся. – Отлично!

– Мальчик мой, что случилось? – встревоженно спросил философ.

Юноша нетерпеливо отмахнулся и в упор уставился на Рингу.

– Я знаю, чьих это рук дело, – заговорил Ревенд. – Ты, госпожа, так юна и хороша, но сердце у тебя чернее ночи! Ты умеешь вызывать у людей доверие и обращать его в свою пользу! Ты можешь принудить стать предателем даже того, кто скорее готов умереть, чем опозорить себя таким деянием! Твои глаза чисты и непорочны, их не замутняет пролитая по твоей вине кровь! Ты женщина, и тем самым ограждена от возмездия! Но наступит день, и твои гнусные дела падут на твою голову!

– Ну, это все понятно, – деловито сказал Серкл. – А в чем дело-то?

Ревенд дико оглянулся и вновь посмотрел на застывшую в удивлении Рингу.