…Все обитатели дома Сезии, исключая саму вдову с сыном, снова собрались вместе. Сейчас они находились в старых катакомбах, прорытых в одном из предместий Берлина в незапамятные времена. Тайну происхождения этих подземных пещер никто не помнил. Возможно, когда-то здесь был рудник, полностью выработанный и со временем заброшенный. Ходили также слухи, что катакомбы обустроили из естественных пещер адепты культа Ибис в те времена, когда в Немедии их вера была запрещена, и они были вынуждены прятаться, чтобы свершать свои ритуалы. Как бы то ни было, теперь эти катакомбы занимали городские нищие. Но здесь вовсе не было грязно, не царили поножовщина и не справлялись развратные оргии, как утверждали в Берлине. Наоборот, в обиталище отбросов общества царил образцовый порядок и было установлено строгое подчинение старшим, выбранным из рядов самих нищих. Здесь, в катакомбах, бродяги и оборванцы могли отдохнуть, отоспаться, поесть из общего котла, подлечить раны или болезни. Здесь разрешали споры о месте сбора милостыни, делили между собой кварталы и паперти храмов, рассматривали жалобы, наказывали провинившихся и даже устраивали свадьбы. Многие, лишенные крыши над головой, жили здесь постоянно. По коридорам с криками носились дети, худые и бледные, росшие без солнца, но такие же веселые и озорные, как их более благополучные городские сверстники.
Ирину с Шамсудином, Ильму, Бебедора, Серкла и его дочь сюда привел Пфундс. Он встретил их в «Королевском Плоту», где все, собравшись после бегства от стражников, ожидали Сварога, Ревенда и Нимеда, нервно оглядываясь вокруг и очень напоминая людей, за которыми охотится пол-Берлина. Однорукий нищий признал полугнома и, горя желанием помочь другу самого Сварога, предложил спрятать туранца и его друзей в надежном месте. Шамсудин с сомнением было задумался, с ужасом представляя себе, где их может спрятать Вонючка, но Ирина немедля согласилась, и так они оказались в святая святых нищенской братии. На следующее утро мальчик, которого Пфундс выдавал за своего слепого сына, привел в катакомбы и Сварога со спутниками. Спутники выглядели несколько смущенными, втайне сожалея о своей эскападе, сибиряк же, как обычно, пребывал в блаженной самоуверенности, которую не в состоянии была рассеять даже разгневанная Ирина.
Пфундс поселил гостей в одной из пещер, временно оставленной ее обитателями. Ночевать приходилось на кучах соломы, используемых нищими в качестве ложа. Откуда-то сверху из пробитого отверстия скупо падал дневной свет, но все равно приходилось жечь чадящие факелы, чтобы разогнать вечный полумрак пещеры. Ночью все слышали горестные стенания Ильмы, которая все никак не могла устроится на жесткой подстилке. Наутро выспавшимся и отдохнувшим выглядел только Сварог, привыкший к любым условиям. Остальные были мрачны, злы и голодны, вследствие чего то и дело вспыхивали перепалки по любому поводу.
Выяснение отношений прервал Пфундс, притащивший для гостей чугунный котел, полный горячей похлебки, несколько мисок и ложки. Его мальчишка тащил следом краюху черствого хлеба и бутыль воды, слегка подкрашенной вином.
– Смотрите, что я для вас достал! – с гордостью воскликнул Вонючка. – Едва уломал Сейбл, чтобы она налила мне похлебки. Они там ждут наших, что побираются у королевского дворца, и Сейбл боится, что им не хватит. Зато варево – пальчики оближешь!
Ирина со стоическим выражением заглянула в котел и брезгливо сморщила носик.
– А вот это кстати! – энергично возгласил Сварог. – После беготни прошлой ночи есть уж очень охота. Удружил, Вонючка!
С этими словами сибиряк выхватил из рук бывшего соратника миску, плеснул туда похлебки и уселся на солому. Серкл хмыкнул и с видом человека, привыкшего ко всему, присоединился к славянину. Остальные молча смотрели на них, глотая слюнки.
– Что же вы не подходите? – удивился Пфундс. Подскочив к котлу, он налил в одну из мисок похлебки и галантно протянул Ингоде: – Бери, красавица!
Девушка растерянно улыбнулась, взяла миску и осторожно съела несколько ложек нищенского варева. Все напряженно смотрели на дочь тюремщика, ожидая признаков отравления, но Ингода продолжала есть, как ни в чем не бывало.
– Раз угощают – невежливо отказываться, – извиняющимся тоном произнес Ревенд и жадно набросился на свою порцию.
– Собственно, с научной точки зрения, любая еда, усвояемая одним человеком, вполне может быть усвоена другим… – глубокомысленно заметил его дядюшка, протягивая руку за миской.
– Хм… В конце концов, интересно же, чем питаются низшие слои населения, – как бы про себя сказал Нимед, присоединяясь к Бебедору.
– Ну, у нас на каторге и не таким еще кормили! – Шамсудин неестественно улыбнулся и принялся осторожно хлебать угощение.
– Мы ведь со вчерашнего дня ничего не ели, – прошептала Ильма и примостилась со своей миской рядом с философом.
Ирина с горечью посмотрела на своих спутников, и ее взгляд молча обвинял их в предательстве. Все уткнулись в свои миски. Рабирийка гордо тряхнула головой и, подобрав юбку, уселась в уголке, держась прямо, точно на дворцовом приеме.