Прекрасный инстинкт

— Оу, будь осторожнее там. — Он встает и обхватывает мои бедра, а затем стремительно отпускает их, как будто его ударило током, который я, черт возьми, тоже почувствовала. Подумаю позже, что именно послужило причиной смены моего сердечного ритма, вероятно, просто дискомфорт от того, что кто-то прикасался ко мне. Его руки нерешительно перемещаются вправо, затем влево, а глаза тем временем скитаются по мне в той же нерешительной манере. — Я не хочу, чтобы ты упала, но, эмм, не знаю, куда деть свои руки. — Его лицо краснеет так же, как и мое, уверена — с этих пор я буду краснеющей девушкой — и я тут же наклоняю голову и быстро спрыгиваю вниз.

— Почему бы тебе самому не подняться и не сложить свои вещи, — предлагаю я. — Ты достаточно высокий, чтобы достать до полки.

Почему я не предложила это ему с самого начала? Не имею ни малейшего понятия. Пока он занят размещением, я быстро убегаю в сторону холодильника, занимая место за столом. Он понимает мой намек и скоро присоединяется ко мне.

— Итак, куда мы направляемся?

Ох, черт, точно! Мы не двигаемся, а должны бы. Я поднимаю палец вверх и высовываю голову в проход:

— Дядя Брюс! — я снова сажусь и слабо улыбаюсь Кэннону.

На самом деле, он, вероятно, думает, что я просто тошнотворна, или что-то в этом роде; даже я могу почувствовать свое странное выражение лица.

— Что? — мой дядя не спеша заходит в спальню и подходит ко мне.

— Разве нам не пора ехать? — спрашиваю я, приподняв брови.

— Получается, он едет с нами? — он указывает головой по направлению Кэннона. — Не хотелось бы отправляться, если ты все еще не уверена.

Ну, что ж, назовите меня абсолютной идиоткой. Они все были втиснуты в эту комнату, словно сардины, не лентяйничали, а давали мне время и пространство для принятия решения. Решение, которое мы должны принять вместе. По крайней мере, они думали, что у меня хватит любезности сообщить им о своем решении.

— Прости. — Я виновато смотрю на моего дядю сквозь ресницы. — Можешь собрать всех? Давайте быстренько все соберемся.

Сажусь за стол и смотрю вниз, нервно перебирая пальцы, пока остальные усаживаются вокруг меня. Ну, кроме Коннера, который никогда не усаживается, а буквально заставляет все пространство сотрясаться вокруг него и обычно балансирует на моем колене.

— Парни, — начинаю я, останавливаясь, чтобы прочистить горло от застрявшего комка стыда. — Я извиняюсь за то, что заставила вас ждать так долго. Мы все должны принять это решение, и я не знаю, что на меня нашло.

— Да, это так.

— Простите меня? — я смотрю на каждого своим лучшим умоляющим взглядом. Особенно на Ретта, черт, я не видела его весь прошедший час, но предполагаю, что Джаред рассказал ему историю, правда, перевернутой вверх тормашками.

Брюс тепло улыбается, гордясь тем, что я все сделала верно. Коннер крепко обнимает меня, а Джаред смеется перед тем, как начинает говорить:

— Если бы я был зол или обижен на тебя хотя бы в половине случаев, когда тебе так кажется, то я никогда не был бы счастлив. — Он наклоняется к Ретту и, как ему кажется, шепчет, — ПМС. Они становятся эмоциональными параноиками.

Ретт, которому всегда сложно справиться с выражением лица после хорошей шутки, даже не вздрогнул. Его лицо напряжено и непроницаемо, руки скрещены под грудью, и он пристально смотрит на меня. Если и есть в этом мире менее доверчивый человек, чем я, то это Ретт Фостер. Всегда оценивающий, подготовленный и ожидающий худшего сценария; его защита никогда не смягчается. Вот почему он такой прекрасный барабанщик и автор песен. Человек, анализирующий ошибки.

— Назови меня сумасшедшим, но разве мы не должны услышать, как он играет? — спрашивает Ретт зловещим голосом, как никогда подходящим к его настроению. Снова? Вот дерьмо! Теперь я знаю, что все они, должно быть, считают, что я думаю только своей промежностью. Выбирать участника группы и не слышать его в деле? Пожалуй, это уже слишком. Словно прочитав мои мысли, как часто он это и делает, Ретт дразнит меня своей снисходительной усмешкой:

— Забыла эту часть, да?

Мой рот открывается и закрывается по меньшей мере пять раз перед тем, как Кэннон успевает уйти, вернуться и снова сесть на свое место. Певчая птичка готова играть.

— Что бы ты хотел услышать, Коннер?

Смех Джареда соответствует моей улыбке; абсолютно все в этом автобусе могут поставить свою жизнь на то, что Коннер скажет…

— «Beautiful Boy», — он отвечает, как и ожидалось, подпрыгивая на месте, а уголки его губ при этом достигают ушей. — Моя мама всегда пела мне «Beautiful Boy».

Задолго до того, как все произошло, он это помнит. Я рада, ведь это замечательное воспоминание, но не единственное, о котором я хочу знать.