Прекрасный инстинкт

— Ну что ж, давай посмотрим, смогу ли я справиться хотя бы на половину так же хорошо, как твоя мама. — Кэннон подмигивает ему, удобнее устраивая гитару и задерживая первый аккорд. — Споешь со мной? Коннер кивает головой, а я отворачиваюсь, собирая себя по кусочкам. Не успеваю я остановить еще не упавшую слезинку и привести себя в порядок, как уже теряюсь в ликовании брата и в завораживающем голосе и мастерстве Кэннона. Он пришел и сделал это. Изменил все, заставил меня чувствовать себя парализованной под его пристальным взглядом. — И твоя сестра здесь, — припевает он.

Мой вздох был смущающе слышен, и моя первая слеза, пролитая перед Коннером за многие годы, сбегает и прослеживает линию вниз по щеке. Я не вытираю ее рукой, а вместо этого слизываю с губы, не привлекая к себе лишнего внимания. Это вкус обмана, смешанный с моей болью, соленый и одновременно горьковато-сладкий. Когда песня заканчивается, неистовое хлопанье Коннера нарушает тишину, возвращая нас всех в реальность.

— Это было действительно, действительно хорошо, Кэннон. Я говорю тебе — да! — приятель хвалит его и отдает свой голос.

Я мягко посмеиваюсь, наклоняя голову для того, чтобы поцеловать его сладкую щеку.

— Я тоже «за». И это было прекрасно. — Я снова всматриваюсь в Кэннона. — Очень.

С оживленным кивком головы и подмигиванием, он разворачивается к парням с надеждой:

— Что-нибудь еще?

— Я согласен. — Джаред хлопает его по плечу и идет к задней двери. — Эй, Мошенник, пойдем, сыграешь в «Halo»¹⁰ со мной.

Я пытаюсь не потерять равновесие, так как Коннер сотрясает все вокруг себя, убегая с Джаредом.

— Ну что ж, это значит, что я иду за руль. Добро пожаловать. — Брюс пожимает руку Кэннона, гладит меня по голове и уходит. И теперь нас только трое. Ретт не отводил взгляда от Кэннона на протяжении всей песни и сейчас все еще продолжает смотреть на него. Я не уверена, кто из них чувствует себя хуже: Кэннон, жертва ощутимого исследования, или Ретт, измученная душа.

— Ретт, — я похлопываю по месту рядом с собой, — давай, садись, задавай свои вопросы.

Если Ретт на самом деле не рад, то Кэннон уйдет, вот и все. Но иногда мне нужно помочь Ретту выяснить, является ли его первая реакция тем, что он на самом деле чувствует, или же такое отношение к человеку останется неизменным.

— Давай же, — я уговариваю его, протягивая свою руку. Он принимает мою руку и, ворча под нос, садится рядом со мной. Под столом наши бедра соприкасаются, а его нога лихорадочно подпрыгивает вверх-вниз, так что я кладу на его бедро свою руку в успокаивающем жесте.

— Кэннон, почему бы тебе не рассказать нам немного о себе? — я умоляю его глазами, упрашивая повторить все то же самое, что выдавила из него ранее.

— Да, конечно. — Он прочищает горло, быстро отбрасывая несколько прядей кофейного цвета со лба. — Меня зовут Кэннон Блэквелл. Родом из Индианы, двадцать семь лет, выпускник местного университета по специальности "Управление бизнесом". — Он останавливается, нервно потирая бедро рукой; наверняка, очень пугающе выложить всю свою автобиографию. — Никогда не был женат, хотя был помолвлен вплоть до... — он сверяется со своими несуществующими часами, — момента почти пятичасовой давности. Мы с моей невестой, Рути, ехали от ее родителей. Мы немного повздорили, и она выкинула меня на обочину дороги с гитарой и сумкой. Ну, — он смеется и покачивает головой, — фактически, сначала она выбросила меня, а затем проехала немного и выбросила гитару с сумкой, но не мой телефон, к сожалению. Я понял, что она не вернется за мной примерно в то же время, как Лиз нашла меня.

Скрывая свою жалость, я улыбаюсь, испытывая искушение потянуться через стол и похлопать его по руке в знак поддержки. И от моего внимания не ускользает то, что Соммерлин теперь может быть либо его мамой, либо сестрой, так как у него никогда не было жены, и он сказал, что у него нет детей, а его невесту звали Рути.

Я понимаю, что мы достигли тупикового молчания, и поворачиваю голову к Ретту. Он делает эту штуку своими пальцами, соединяя кончики вместе, что указывает на его задумчивость.

— Ну, слава Богу, — наконец-то говорит он. — Я волновался, что ты окажешься парнем с темными пятнами в биографии. Взбесить свою невесту настолько, что она бросила тебя на обочине и не вернулась? Ничего подозрительного в этом нет.

Ретт пугающе хорош в таких вещах — он может разрезать тебя на куски, не моргнув глазом и не имея какую-либо интонацию в голосе. Кэннон устраивается на своем сидении, выпрямляет спину и позволяет своей груди и плечам говорить самим за себя:

— Лиз. Проверила. Меня. Когда я пописал в стакан и дал ей проверить всю свою подноготную без каких-либо гарантий с вашей стороны. Кто знает, может быть, вы все дерзкие преступники, но я все еще здесь, забираюсь в ваше святилище и ухватываюсь за шанс, который дает мне жизнь. Это самая сумасшедшая вещь, которую я совершил за все свои годы, и, честно говоря, — он усмехается и пожимает плечами, — я чувствую себя чертовски замечательно.