Саша и Рита на секунду замерли. Рита со сжавшимся сердцем ждала, что скажет он… Только бы не какую-то банальность, мелькнуло у нее в голове. Но, слава Богу, Решетников сделал вид, что не расслышал, и Рита решила последовать его примеру. Она допила кофе и сказала:
— Мне пора. Спасибо за все, Серафима Андреевна.
— Я провожу тебя? — спросил Саша, не вставая из-за стола, глядя На нее каким-то странным взглядом. Словно хотел увидеть то, чего не увидел сам до сих пор, будто к этому его подтолкнули слова матери.
— Нет-нет, спасибо, я на машине. И… я не домой, — пробормотала она, опуская глаза на сумочку, которую вешала через плечо. — Пока. Спасибо еще раз, Серафима Андреевна, никогда так вкусно не ела, честное слово.
— Не льсти мне, девочка. — Она подмигнула. — Таких козочек, как ты, я просто уверена, поклонники водят в самые лучшие рестораны.
— Козочек водят козлы, — пробормотал Решетников с хитрецой и посмотрел на Риту.
Она отлично расслышала его выпад, но сделала вид, что пропустила мимо ушей.
— Я полагаю, ты у нас не в последний раз. Приходи, я с радостью поболтаю с тобой, даже когда не будет моего драгоценного сокровища, — щебетала Серафима Андреевна. — С мальчиком приходите, я просто обожаю детей, я сплю и вижу внуков…
— А когда моя маменька просыпается, она видит меня! — зарокотал Саша, обнимая мать за плечи.
Мать отстранилась от сына и критически оглядела его лицо.
— Не оттопыривай губу. Не дергай ее. — В голосе звучала застарелая досада. — Тебе сколько лет, Шурик? А ты все еще никак не отвыкнешь, — упрекала сына Серафима Андреевна.
Рита почувствовала, как у нее кружится голова, потому что она слышала свои собственные слова, обращенные к… сыну. К своему сыну. К Ванечке. Она точно так же запрещает ему оттопыривать губу и дергать ее.
Мысль о том, почему бы не прийти сюда с Ванечкой, когда Саши не будет в городе, пропала мгновенно.
— Спасибо, но ему еще рано ходить по гостям…
Рита напряженно взглянула на часы, стараясь сделать это как можно естественнее, и, выражая всем своим видом крайнюю спешку, простилась с хозяевами.
Едва оказавшись за дверью квартиры Решетниковых, на площадке, Рита кинулась вниз по лестнице, не дожидаясь гремящего и лязгающего лифта, на котором кто-то ехал в брюхе дома. Она бежала, не оглядываясь, До самого первого этажа.
Зеленый двор, усаженный соснами, был залит солнцем. Суббота, ясный яркий день. В такой замечательный день нельзя сидеть в городе. А ей тем более нельзя быть дома, рядом с телефоном, потому что в самом центре города есть мужчина, от которого ей надо бежать, скрыться, сделать так, чтобы он забыл о ней навсегда.
Столько лет она мечтала добиться его внимания — и вот на тебе, оно не просто опасно для нее, оно для нее смертельно опасно. Они с матерью отнимут у нее Ванечку, если она не спрячется вместе с ним, не заляжет на дно. Поэтому она сейчас поедет, заберет Ванечку и…
Рита прыгнула в машину, двигатель «восьмерки» отозвался тотчас, она рванула от подъезда так, словно впереди ее ждал кубок победителя.
Рита открыла глаза и увидела белый потолок. Она дома? Она посмотрела вправо — белая стена.
Нет, она не дома. Потому что дома на стене у нее шкура оленя.
Она посмотрела влево — белая стена. Нет, она точно не дома. Потому что на той стене у нее дома шкура волка.
Рита почувствовала, как сердце замерло, а дыхание остановилось. Она двинула одной рукой, потом другой. Они отозвались, как обычно. Потом, то же самое проделала с ногами. Они тоже работают, как всегда. На лбу выступила испарина. Но в чем тогда дело?
Рита медленно провела рукой по груди, потом ниже и наткнулась на повязку.
Она закрыла глаза. Под ними было черное пространство.
— Мама, не плачь, при чем тут ты?
— Это я ее пригласила. Это я виновата, — рыдала потрясенная. Серафима Андреевна.
— Да никто не виноват, ни ты, ни Рита. Это пьяный шофер на «КамАЗе».
— Как было замечательно, когда под нашими окнами не ходили машины. Когда висел «кирпич». — Она всхлипнула. Потом подняла глаза, они сердито блеснули. — Надо потребовать, чтобы знак повесили на место. Вот был бы жив Игнатий…
— Мама, теперь «кирпичи» вешают возле других домов, ты ведь сама понимаешь. Возле нашего его больше никогда не повесят.
— Но тогда бы Риточка не разбилась.
— Мама, надо радоваться, что у Риты перелом только двух ребер. Ты понимаешь? Ты понимаешь, как повезло Ванечке? У него больше нет никого на свете.
— Я бы взяла его к себе…
— Давай не будем об этом. Я был у Риты, доктор сказал, что она пока еще в шоке.
— Она… в коме?
— Нет, это не кома. Болевой шок. Он проходит скорее.
— Но ты взял у нее ключи?
— Взял. Я сейчас поеду за Ванечкой. Мне позвонила воспитательница, она уже привезла его домой.
— А как же… ключи?
— Рита оставляет ей вторые.
— Понятно. Я еду с тобой. Ты один его просто напугаешь.
— Да о чем ты, мама? Я что, такой страшный?
— Нет, ты не страшный. — Серафима Андреевна все еще всхлипывала. — Ты не сможешь с ним правильно разговаривать. Он тебя не поймет.