— А хорошо было, сама знаешь, как хорошо, — тихо признался Саша.
— Мои родители могли бы и не послушаться дедушку, — продолжала Виля.
— Ты в них такая своенравная? — поинтересовался он.
Она кивнула.
— Они согласились, потому что моя мама родом с Вилюя, знаешь такую реку?
— Слышал. А папа — с Лены?
— Ты догадливый, Решетников.
— Всегда и во всем.
— И очень, очень самоуверенный. Но по мне — это не порок, а норма жизни. Сама такая. Прощай.
Они расстались.
Сейчас, когда Саша вспоминал об этой женщине, он испытывал благодарность судьбе за то, которая соединила его с ней. Иначе Бикада, Таймыр и овцебыки свели бы его с ума или он спился бы там — дармового спирта там чуть-чуть меньше, чем воды в море, которое омывает полуостров Таймыр.
Да, из всех его увлечений Виля была самым стоящим в его жизни.
— Почему ты все-таки уезжаешь? — спрашивал он ее в сотый раз, хотя понимал бессмысленность вопроса. И дело даже не в том, что ей нечего сказать или она не хочет говорить, просто ему уже все равно.
Неожиданно она ответила:
— Мы с тобой, Александр Игнатьевич, все равно, что Дон Жуан и Кармен.
Он оторопело посмотрел на нее:
— Не понял.
— А я поняла. — Она усмехнулась, ее глаза приобрели бархатистую мягкость, он уже знал, что сейчас она ему скажет что-то необычное.
Виля как раз и держала его при себе своей нестандартностью, и ему было странно обнаружить это качество в женщине здесь, на краю света. Такую, не часто встретишь в более цивилизованных местах.
— Я не просто так училась в музыкальной школе, должна тебе сказать.
— А ты в ней училась? — Он вскинул брови и с ехидцей посмотрел на нее. — Не знал.
— И не чувствовал, да? Потому что ты сам никогда в ней не учился.
— А вот и неправда. Я учился играть на баяне. Но меня исключили за профнепригодность.
— Ох, Решетников, ну ты всегда одеяло перетянешь на себя.
— Разве? Но мы с тобой еще не в постели. Давай я тебе докажу сейчас же, что половину одеяла отдам тебе. А может, даже и все… целиком. Или наоборот, я стану твоим одеялом… — Он наклонился к Виле, потянулся к ней.
— Нет, Решето, все закончилось. Ты видишь, одеяло упаковано. — Она кивнула на здоровенный баул с вещами.
— Ты уже собралась? — Он сделал изумленное лицо, хотя сам помогал ей собирать вещи. Они взрослые люди, в конце концов, они не давали друг другу никаких клятв и обещаний.
Виля не ответила на его вопрос, а продолжала свою мысль:
— Когда я училась музыке, я очень любила «Дон Жуана» Рихарда Штрауса. Это симфоническая поэма. Когда увидела тебя, мне показалось, что моя любимая музыка обрела плоть.
— Гм… А я должен был увидеть в русоволосой статной красавице…
— Я русоволосая, но в душе брюнетка, — засмеялась она.
— Ты что, красишь волосы?
— Да нет, я думала, ты это уже понял, ты меня видел всю…
— Кармен, стало быть… Для меня это слишком сильно, — насмешливо сказал он. — Может быть, моя эмоциональная глухота проистекает из музыкальной?
Она снова не обратила внимания на ехидные нотки в его голосе.
— Я люблю оперу «Кармен» Бизе, всю, от начала до конца. Но больше всего мне на душу ложится сцена гадания…
Он тупо смотрел на Вилю, мучительно соображая, что там, в этой сцене. Отыскать не смог ничего, но ощущал, что там должно быть что-то опасное…
Виля наблюдала за ним, казалось, она испытывает удовольствие от того, что наконец-то этот самоуверенный мужчина не тотчас отозвался на ее слова. Она наконец-то поставила его в тупик, хотя бы на секунду.
За окном раздался сигнал, это приехал «газик», который отвезет Вилю с вещами на вертолетную площадку; затем ее перекинут на вертушке в Дудинку. А оттуда она улетит на Восток, на Чукотку.
— Ну что, Решетников, прощаемся?
— Я когда-нибудь получу от тебя… весточку? — наигранно беззаботно спросил он.
— В «Кармен» есть сцена-финал. Но что-то я там не помню появления Дон Жуана…
Он не знал, как ему на этот выпад отозваться. Саша обнял ее. Она тоже обняла его, но это были братские объятия. С удивлением Саша почувствовал, что жара больше нет. Но в голове звучала какая-то странная музыка. Смешно, но, как будто помимо своей воли, он пытался сочинить финальную сцену небывалой оперы, в которой два героя — Дон Жуан и Кармен…
Интересно, а если бы она не была старше его, если бы у нее могли быть дети, он женился бы на ней? Или он предлагал ей выйти за него потому, что не сомневался в отказе?
Решетников похвалил себя — выходит, он на самом деле не так уж плохо разбирается в жизни и в людях. Интересно, а где она сейчас? Тогда он не слишком вникал, в какую именно точку арктического побережья переехала Виля, ведь по тамошним расстояниям до любой точки в Арктике — рукой подать.
А потом Решетников сам уехал с Таймыра. Сначала он собирался отправиться сразу, после отъезда Вили, но все же решил остаться до конца полярного дня. Он не мог отказать себе в удовольствии насладиться этим праздником северной жизни.
Ему нравилось, что солнце даже ночью не заходит за горизонт. Он чувствовал себя так, словно жизнь становится бесконечной. Нельзя сказать, что он думал о смерти или боялся ее, но он был человеком праздника. Есть люди будней, но он не из них.