Прекрасная пастушка

Что-то новое блеснуло в глазах Груни, она подняла руку и меховой варежкой прошлась по щеке, словно убирала завиток кудряшек. Потом покачала головой, а губы повторили его улыбку.

— Не-а…

Он вскинул одну бровь, это тоже всегда возбуждало женщин. Ему говорили, что вот такой он похож на… Каждая выдвигала свой вариант. В меру образованности и начитанности. Странные эти женщины, почему им всем нужен кто-то похожий на актера, музыканта, певца. Впрочем, нет. Не всем. Только одна женщина не сравнивала его ни с кем. Он усмехнулся. Ага, уже бежит из синего домика ветлечебницы.

Груня тоже усмехнулась…

Он снова взглянул на девушку.

— Вот она. Загадка. — Он решил больше не томить юное создание. Без него найдутся охотники. — Мохнатый, да не пчелка. Кто такой?

— Вы-ы! — радостно закричала Груня.

— Ну вот, и ты туда же, девочка. Ты тоже меня с кем-то сравниваешь. Никак вы, женщины, не можете увидеть в мужчине его самого. Личность.

— У личности есть что? — вдохновилась Груня.

— Что? — Решетников склонил голову набок, неожиданно увлекшись игрой. Вот так всегда и бывает. Думаешь отвлечься, а вовлечешься.

— Да вы же сами только что сказали. Уже забыли, да?

— Слушай, девочка, мне пока не девяносто лет. Я ещё слова хорошо запоминаю.

— Ну тогда скажите отгадку! — Груня откинула капюшон, щеки пылали румянцем, а изо рта вился пар.

— Слушай, Виля, ты только посмотри, что делает этот твой ребенок. — Решетников величественным жестом указал на девушку.

Подошедшая к ним Виля переводила взгляд с Решетникова на свою юную сотрудницу, потом обратно.

— Она открывает специально для меня свою личину! Личность открывает личину! — уточнил Решетников.

Груня захлопала в ладоши, варежки из овцебычьего пуха заглушали хлопки.

— Пыль, что ли, выбиваешь? А ну быстро надеть капюшон! — скомандовала Виля. — Мне не нужны больные сотрудники, И бегом марш на рабочее место.

— Но мне же поручено…

— Я уже сама на посту, — нарочито сурово процедила сквозь зубы Виля и так посмотрела на девушку, что та накинула нерповый капюшон, отороченный хвостом серебристо-черной лисицы, и понеслась к домику.

— Сурова ты, дорогая моя. Ох, сурова, — с деланным осуждением покачал годовой Решетников, наблюдая, как последний овцебык сходит с трапа.

— А что это она возле чужой собственности вьется? — свела брови Виля. — Мала еще взрослых мужиков дразнить, причем чужих.

— А разве бывают взрослые мужики не чужие? Они ведь всегда чьи-то, — усмехнулся Решетников.

— Да конечно, бывают. — Виля пожала плечами, а рыжая лиса, обнявшая ее за шею, повторила это движение. — Ты, например.

— Я не чужой, дорогуша. — Он шумно вздохнул и посмотрел на нее щенячьими глазами. — Я твой. Правда?

Виля секунду-другую смотрела на него, потом улыбнулась:

— Правда. Сегодня вечером — тоже.

Он подмигнул:

— Вот сегодня вечером я тебе кое о чем и напомню.

Она засмеялась:

— Ну давай. Строганину приготовить? Чир? Муксун?

— Еще спрашиваешь… Все приготовить!

Она ушла, а Саша смотрел ей вслед со странным чувством, как будто ему надо было — неизвестно почему — побежать за ней…

Он познакомился с ней самым, как он считал, классическим способом. У мужчин вообще для знакомства есть, как они считают, несколько беспроигрышных вариантов. Может быть, это у них с детского сада осталось: девочки во, что играли чаще всего — в дочки-матери, во врача, в учительницу, в продавца. Он решил, что эта женщина с большей охотой признается, что ее любимая игра была во врача и пациента. Вот он и явился к ней в ветлечебницу.

— Это не ко мне, — сказала она тогда, не поднимая глаз от своих рук в тонких резиновых перчатках, в то время как Груня, помощница, привязывала покрепче ногу теленка. Малыш повредил ее, и ссадина гноилась.

— Как это? А я пришел к вам.

— Я ве-те-ри-нар. Врач для быков, а не для людей, — резко ответила она, нехотя поднимая наконец глаза от ампулы, в которую она только что засадила шприц. — Все, Груня, можешь идти, ты мне больше не нужна.

Девушка с некоторым сожалением бросила на него заинтересованный взгляд и вышла. Ясно было, что ей невыносимо интересно, что произойдет дальше. Но она тихо закрыла за собой дверь.

Виля быстро сделала укол, животное дернулось, захрипело, и Саше показалось, что он увидел в глазах теленка слезы.

— Ну, милый, потерпи… — ласково проговорила Виля, вскрывая скальпелем гнойный нарыв.

— Это вы мне? — с нарочитым трепетом и придыханием спросил Саша.

Виля молчала, продолжая заниматься своим делом.

— Да вы посмотрите на меня получше, — бархатным голосом попросил Саша. — Чем я не ваш клиент? — Он сощурился — от этого взгляда таяли даже темнокожие африканки, привыкшие к жаре. Слов не надо, только этот взгляд.

Женщина оторвалась от своего настоящего пациента и оглядела Решетникова с головы до ног. Усмехнулась.

— Раздевайтесь.

— Но у меня порез на руке.

— Что делает доктор, когда к нему на прием приходит больной? Осматривает. — Она пожала плечами, в глазах ее не было никакого сомнения, что пациент немедленно должен подчиниться.

— А вы сами сказали, что ветеринар… — в некотором замешательстве проговорил Саша. — Быки перед вами все-таки остаются… в шерсти.