— Настоящая ваша воспитанница, Илья Олегович, — довольно улыбнулся председатель горсовета.
Лебеда заскрежетал зубами, прошипел:
— С-сука!..
Лицо Агеева помертвело, стало белым.
22
— Ты сегодня немыслимо красила, Валерия Петровна, — одобрительно кивнул Стригунов. — Как это теперь говорят… сексапильная! Надеюсь, Борис не обидится на меня? А глаза, глаза! С ума можно сойти! Конечно, после такого, не побоюсь сказать, триумфа можно быть счастливой. Но я заметил, ты еще до выступления была такой. Приятные известия получила?
Трое кандидатов и другие «отцы города» сидели за одним столом, вроде как в президиуме. Другие столы теснились поодаль. Банкет был в разгаре: уже сказаны главные тосты, опорожнены многие бутылки, тут же замененные расторопными официантами на полные. В соседнем помещении, в полумраке, наигрывал оркестр, приглашая желающих потанцевать. Но лучшие люди города не спешили туда, приглядываясь к возможным партнерам.
— Из плена освободилась, — улыбнулась Агеева. — Боря может подтвердить.
Агеев сидел рядом с нею и мрачно усмехался, чаще других наполняя свою рюмку. Он ждал скандала, разоблачения, а то и чего похуже, но жена и виду не подала. Более того, когда стали спрашивать, почему она задержалась, подтвердила его сообщение: плохо себя чувствовала. Конечно, глядя на цветущую женщину, в это никто не верил, но никто и не осуждал ее за «военную хитрость». Победителей не судят!
Что-то будет, когда они домой вернутся!
А завтра, когда неведомые шантажисты выполнят свою угрозу?
И Борис наливал себе по новой, пил, но почему-то не пьянел и не мог избавиться от страшных мыслей. Несколько раз ловил на себе ненавидящий взгляд Вашурина, даже подмывало брякнуть: «Володя, не я виноват, что ты свалился с трибуны!» Но потом раздумал. Пошли они все со своими предвыборными штучками-дрючками! С ума свихнулись.
Лера была настолько не похожа на себя, что допивала уже второй бокал шампанского. Обычно она позволяла себе лишь глоток-другой, когда невозможно было отказаться.
— А Сысоев-то с Осетровым, так сказать, с рапортами прибежали, — усмехнулся Стригунов. — Один теплотрассу починил, другой поведал народу про этот подвиг по ТВ. Боятся тебя, Лера, слушаются.
— Работали б сразу хорошо, так и бояться никого не надо было бы, — отпарировала. Могла бы и улыбнуться.
Улучив момент, Агеев спросил:
— Как тебе удалось выбраться?
— Молча, — ослепительно улыбнулась, глаза же остались холодными.
Ничего хорошего для себя он не увидел в этой улыбке. И больше не стал спрашивать. Молча так молча.
А музыка все настойчивее звала народ в темный зал — размяться, развлечься, пообщаться на ощупь, выяснить, что означали томные улыбки и лукавые взгляды? Обещание любовного приключения? Согласие на мелкие шалости или — ничего?
— Позволь пригласить тебя, Лера, — галантно поклонился Вашурин.
— Если муж не возражает, — усмехнулась она, намекая, что это должен был сказать кавалер.
— Конечно, конечно. Борис, ты, надеюсь, не против?
Агеев только рукой махнул.
— Опоздал! — огорчился Стригунов Ну, ничего, все кандидаты должны потанцевать друг с другом, это как трубку мира выкурить. Потом я приглашу Леру.
— А потом вас пригласит Володя, — хихикнула Екатерина.
К ней уже спешил подполковник Чупров, давно поджидавший, когда ее супруг отлучится.
В зале было не только темно, но еще и тесно. Подвыпившие люди уже не обращали внимания на соседей, не говорили комплиментов непосредственным начальникам и подчиненным, не раскланивались, встречаясь взглядами. Каждый был занят своим делом и не обращал внимания на окружающих, словно все разом захотели напомнить миру, что лучшие люди — тоже люди.
Может быть, от того, что липкие ладони Вашурина крепко приклеились к ее спине, прекрасное настроение Леры вмиг испарилось. Жесткие, даже по-мужски грубые мысли вспыхивали в голове при виде разомлевших пар. Засиделись мужики, разогревая водкой кровь, долго поглядывали на других женщин, кажущихся все более и более соблазнительными, — своя-то, рядом сидящая, никуда не денется, вернутся домой, разденется и ляжет; а вон ту, что за соседним столиком и мило так улыбается, как замечательно пригласить на танец, да в темноте руку пониже талии опустить как бы ненароком. Там же столько всего!.. Именно так многие и думали, а женщины кокетничали и поощряли эти мысли.
Не все, конечно. Кто-то хотел с чужим мужем интересную беседу продолжить, со своим почему-то не получаются такие увлекательные разговоры; кто-то — потискать, поцеловать в темноте собственную супругу, были и такие. Но мало.
Эта грандиозная массовая пьянка как бы подразумевала не то чтобы прямую супружескую измену, а некоторое отвлечение от близких, понятных, может быть, и надежных, но порядком поднадоевших людей; некое прикосновение к чему-то новому, таинственному и потому волнующему душу, о чем долго можно будет вспоминать потом.
Всего лишь прикосновение. И мало кто хотел упустить эту возможность.