Вот дела.Открыто. Замок здесь, что ль, для декорациисовсем? Давно ли не было потерь?Тут город. Во́ры, если не убийцы,приходят запросто.Да, надо бы привесить одеяло на эту дверь.Для звукоизоляции,а то соседи настучат за шум в полицию.Шериф здесь местный – зверь.С ним лучше не сцепляться.Тем более, что в городе объявлен карантини комендантский час,как разтогда, когда у Гаи представленье.А что поделаешь? Когда живёшь один,Точней, одна и деньги зарабатываешь пеньем,То надо петь.А ведь могла бы жить со мной,ни в чём беды не зная.Моих доходов хватит на двоих.Она мне говорит, что только психзахочет быть с певицей безработнойи бедноту терпеть. Ах, Гая,как ты неправа!Я помню, городбыл совсем другим ещё недавно.В нём, где не надо,не росла трава.Ноябрь помню. Сан Франциско. Джаз.Ни масок. Ни бомжей на перекрёстках.Я убежализ времени. Сейчасоно другое. Гротескно, грустно, постно.Мой город сверзся с пьедестала в грязь.И приподнять его мне память не поможет.Цветные домики – облупленная краска,трещин вязь.И люди в масках.Гобой безумствует, подыгрывая вследзакрытым улицам по тупикам районным.И смысла нет шептать себе про бред,поскольку бред вошёл в законы.О, заоконный свет!Заокеанский рай.Какая грезится ещё Полинезе я?Не ходит больше городской трамвайк закрытым наглухо дверям музея.И сеетгрусть заглушенный проспектнеторопливым редким пешеходом.Гуляющим из ниоткуда в никуда,смотрящим вдаль,как исчезает светсветила, заходящего за воду.Итак,закрытый бар. Забыченый причал.Веселой жизни брошены хоромы.Лишь музыкант, играющий печаль, —работы вдоволь на оркестр похоронный.Веди ж, труба, неджазовый мотивздесь, где тумана стужакапает с плеча.Летит и кружитвремя, проглотивкомок натруженногогорла трубача.. .Всё, хватит мне хандрить.В реальность мысли повернулись.Расставитьстульямаксимально плотно,но так, чтоб можно было проходить.Оптимизировать пространствоот сцены к стенам. ПолотнаПабло чтобы не задеть, – дистанциюсо стороны оставить.