Предисловие к Мирозданию

Василий движется по мастерской, весь в хлопотах,
готовится к концерту.
То наклоняется, чтоб провода расправить,
то, чтобы свету
лучше падать, прожектор переносит из угла.
То с грохотом
отодвигает в сторону мольберт.
Потом садится, пишет объявленье,
что «не привившимся здесь входу нет».
Как Гая говорит – «коль ты клала
с прибором на постановленье
властей, то с эпидемией бороться помогла
хотя бы тем, что требуешь прививки от входящих.
Пусть бессимптомно вирус их закружит»
Он лезет в ящик,
достает коробку кнопок
или гвоздей, не разобрать, и плохо,
потому как криво, листок вколачивает
в дверь снаружи.
Едва закончил, как вбегает
Гая,
ища Василия, он, видно, сильно нужен.
Наткнувшись на него почти вплотную,
увидев, замирает, взяв паузу немую.

Гая:

Василий, дорогой, осталось полчаса.
Куда пропало время?
Мы не успеем!

Василий:

О Гая, успокойся. Накрыт фуршет, вот сыр, вино и колбаса,
нарезанная разная закуска, чтоб публика могла
потусоваться.
Да, круассанов не было, надеюсь, бублики сгодятся.
Но на тебе лица нет, Гая! Зачем прекрасные зарёваны глаза?

Гая:

Василий! Анна только что звонила.
Ни́колас, её бой-фре́нд,
он умер час назад!

Василий:

Ты шутишь, милая? Что? Нет!
Мы с Ником лишь вчера болтали в чате.
Он собирался быть сегодня.

Гая:

Они с Аделью в молле выбирали платья
и нижнее бельё, и всё такое.
Потом пошли перекусить в кафе все трое.
Он заказал какую-то еду, девчонки в туалете мыли руки,
а когда вернулись – он не дышит. И кофе пятнами на брюки
пролилось.
Она отправила Адель домой одну в такси.
Сама же в морг. Как глупо всё оборвалось,
Василий!

Василий:

О, Боже! Неужели этот вирус?
Но у него же не было симптомов!

Гая:

Она расскажет после, может,
когда-нибудь. О, Анна, кроме
Ника, кто у тебя остался?
Вася, клянись мне, что ты не умрёшь!

Василий:

Как мне в этом клясться?
Послушай, Гая, нож
смерти – над нами всеми, но покуда мы свободны,
покуда крошево
событий и работы
даёт дышать, я тут, я твой. И день и ночь,
когда ты позволяешь.

Давай вот, выпьем. Здесь у Пабло скотч
нашёлся. Ты знаешь,
я много думал о природе
и любви. (Нет, не то. Не нахожу я фраз.)
Ух! Крепкая зараза этот виски.
Господь, похоже, взял один и тот же глины пласт,
когда лепил обоих нас.
Или потом, когда занёс нас в жизни списки.
И нам когда-нибудь придёт пора,
покуда ж, сядь, послушай песню о свободе,
что для тебя придумал лишь вчера.

Бард:

Василий отставляет рюмку
и, сняв гитару со стены, сдувает пыли пух,
подтягивает струны.
На слух
берёт аккорд, потом другой.
Грудным, красивым баритоном
поёт, чуть отбивая ритм ногой
по до́скам пола.

Василий: