Предательство белыми красками

— Все вон, — скомандовала Видящая, едва переступив порог. Даже в желтом свете бросался в глаза контраст между бледным лицом и темными волосами. «Гордячка», — в который уже раз за свою жизнь подумал Дирк. Да, гордячка. Ее ожидало тяжелое дело, и она намеренно вела себя холодно и уверенно, словно не ей предстояло убить сына вождя.

— Пошлите кто-нибудь за отцом! — бросила она вдогонку, усаживаясь на край постели.

На некоторое время они остались одни.

— Ты бы хотел, чтобы он жил? — мать подняла на Дирка взгляд. Она взяла в руки ладонь Ларната, и мальчик заметил, что кисть приятеля стала такой же тонкой, как и холеные руки матери.

Дирк молча смотрел на нее. Потом кивнул.

— Если мы оставим хоть одного, мы погибнем. Это не обычная болезнь и даже не снежная лихорадка, — ее пальцы разжались, и рука Ларната безвольно упала. — Это как дух, поселившийся в теле. От этого нельзя вылечить. И я не знаю, как его изгнать.

— Но… — начал было Дирк, когда мать оборвала его:

— Никто не знает. Это магия колдунов, а не Видящих. Я хочу этого еще меньше, чем ты. Неужели ты думаешь, я могу убить сына вождя безнаказанно?

Он не ответил. Нечего было отвечать. Наконец, мать вздохнула и опустила взгляд.

— Это нужно сделать, пока он не пришел… Иначе он побоится убить своего сына.

Ладонь ее легла на рукоять ножа, но Дирк остановил ее. Молча протянул руку.

Глаза Ларната все так же невидяще смотрели в потолок, когда мальчик коснулся лезвием его шеи.

— Я предатель…

Ночь молчит. Капли воска на оплывшей свече отмеряют время.

Дирк всегда знал, что в кланах боятся магов — он боялся и ненавидел их вместе со всеми, с той беззаветностью, с какой ребенок верит родителям. А потом, лет в тринадцать, Дирк обнаружил силу в себе.

Сперва он не верил, все твердил себе, что одежда тлеет оттого, что ее плохо сушили над костром, а трут вспыхивает в его руках от неумелого обращения. Через год пришло понимание правды, и рука об руку с нею — страх. Он не мог понять, как его мать, его родичи — могут равнять его с теми, другими? Ведь он… никого не убивал, не стремился к власти. Как он может быть сродни тем, другим, что властвовали в его горах многие поколения?

Однако проверять понятливость клана отчего-то не хотелось.

Однажды он дал себе твердый зарок не колдовать — и свалился с тяжелым жаром. Его лихорадило, тело словно бы излучало тепло, пока он не нарушил обет. Ему вообще довелось преступить немало обетов.

Он клялся служить клану — и ненавидел своего вождя. Одевая цепь Видящего, клялся преследовать магов — и знал, что приведись ему оказаться меж двух огней, он будет убивать своих родичей. Наверное, желая протянуть его мучения, боги дали ему достаточно силы, чтобы скрывать свою магию.

Предатель…

Холодное, льдистое слово. Крошится на губах, едва выговоришь.

Это была война: унылая и бесконечная, как междоусобные свары меж кланами. Война, в которой маги убивали воинов, а воины — магов, и никто в этой схватке не был ни чист, ни прав. Обе стороны замарали себя.

Он не искал себе оправданий, не выискивал, кто правее. Судьба сама поставила его на одну из сторон. Он не мог не предать, потому что боролся за выживание.

Почему же тогда во рту этот горький и медный привкус? Вкус крови…

Темнота разразилось приступом пьяного смеха. Сегодняшний торг удался, от стены к стене по всему поселку отдавались громкие голоса вперемешку со звоном струн. Тихо было только в посольском доме. Так тихо, как после метели, когда все живое занесло снегом, и на долгие месяцы из-под него не покажется ни травинки.

— Понимаешь… — Дирк умолк на мгновение, подбирая слова. — Я пробовал не колдовать, но не могу. Будто что-то тянет, тянет внутри…

Они снова были вдвоем. Два мага: южанин и горец. Две маски. Каждый знал, что игра началась, и цена — не просто бегство одного из них. Дирк понимал, что за услугу придется платить. Сколько — одним богам ведомо.

— Один чародей: самый великий, самый уважаемый среди нас, — заговорил вдруг южанин, — как-то сказал, что магия подобна любви. Страстной влюбленности. Ей нельзя приказать: если она пробудилась, она угаснет сама или так и будет терзать человека. Ей можно сопротивляться, но приносит это только разрушения. Магия — естество чародея. Судить его за то, что он родился с силой можно. Но глупо.

Он умолк, не договорив. Спустя пару секунд маг закончил:

— Я понимаю тебя. Чего ты хочешь?

— Остаться! — выдохнул Дирк. — Я знаю, я предаю свой клан, но я не могу там жить. Они убьют меня, как только узнают. Они хотят мне добра: мои друзья, моя мать — но они превратятся в зверей, стоит им узнать.

— Твоя мать тоже была на твоем месте, — чародей чуть подался вперед, пытаясь поймать его взгляд. — Она проходила через то, что тебя гнетет, и она смогла… не предать.

Он не хотел говорить это слово. Почему… к чему он ведет? Разве не в его интересах получить своего человека на севере? Найти для собратьев того, кто знает горы, как собственную ладонь.