Предатели крови

Время было за полночь, но она не могла уснуть – частично потому, что волновалась насчет предстоящего путешествия, но в основном обдумывала дневную встречу с Типпом. С тех пор он старательно избегал ее, вечером даже перебрался к Джарену, потому что знал, что туда бы она не пошла. Он всеми возможными способами ее сторонился, и хоть она его понимала, но все равно расстраивалась. Если бы только он согласился поговорить, чтобы она могла объяснить…

Кива вздохнула и отдернула занавеску вокруг кровати Наари; стражница выглядела точно так же, как и прошлой ночью.

Кива долгое время ничего не делала, просто неотрывно смотрела на подругу и на кружащие вокруг темные тени. Но потом протянула руку и сплела пальцы с Наари.

– Голдрик прав, – тихо сказала Кива. – Я правда боюсь своего дара. Саму себя боюсь.

Со вздохом она призналась:

– Но еще больше я боюсь потерять кого-нибудь из близких. – Она стиснула пальцы стражницы: – Наари, вернись, ты нужна мне. Нам всем нужна.

Ее слова не вернули Наари из противоестественной дремы, но Кива пришла не просто чтобы поболтать с подругой.

«Ты сама выбираешь, кем тебе стать, Кива, – сказал ей утром Голдрик. – Добрая или злая – это тебе решать».

Невзирая на свои тревоги насчет возможностей дара и того, в кого он способен ее обратить, сейчас Кива не сомневалась в себе. Она побывала в аду, а за последние десять лет – да что там, за десять недель – перенесла столько, сколько многие другие и за всю жизнь не видывали, и это сделало ее той, кто она есть. Ни одной клеткой своего тела, ни одной мыслью не могла она допустить применение магии во зло.

Кива совершала ошибки. Ужасные, чудовищные, непоправимые ошибки. Но к худу или к добру, она всегда поступала так, как считала правильным. Ее магия не определяла ее суть, не было у нее и силы решать судьбу Кивы.

Тильда сама выбрала обратиться к магии смерти, хоть и ненадолго. Зулика сама выбрала тот же темный путь. Но Кива его не выбирала и не выбрала бы никогда.

«Ты не такая, как они, – сказала ей бабушка перед самой смертью. – Ты свет во тьме».

Кива стояла, глядела на Наари и чувствовала, как внутри что-то сместилось. Ее магия – дар, а не оружие. Нет причин бояться: он – часть Кивы, такая же подлинная и жизненно важная, как сама кровь в венах. Как поступать с ним, решает сама Кива и никто иной.

А она была намерена применять его во благо.

В прошлом, в настоящем, в будущем – она всегда применяла бы его во благо.

И начнет прямо сейчас.

Глубоко вздохнув, Кива крепче взяла Наари за руку и закрыла глаза, обращаясь к магии в своей крови. Она не позволила разуму скатиться по тропе страха и отказалась подпитывать тьму вероятностей.

Кива шептала сама себе:

– Я хорошая. Я решаю. И я не боюсь.

Она думала, что будет сложнее, что придется бороться с магией и покорять ее силой, но магия будто ждала, когда ее наконец позовут, полюбят, примут. Пальцы почти сразу же начало покалывать, вены затопило тепло, и тут же золотой свет пробился сквозь опущенные веки, когда ее сила нежными целебными волнами вырвалась наружу.

Ощутив этот прилив, эту чистую, добрую магию, Кива едва не разрыдалась. Магия не была злом, и сама Кива им не была.

С полувсхлипом-полусмешком она велела дару стереть тени Зулики и разрушить их узы вокруг Наари.

У стражницы дрогнули пальцы.

Кива подпрыгнула, распахнула глаза и как раз успела увидеть, как меркнет целебный свет, унося с собой все следы магии смерти.

Тени Зулики пропали.

Кива справилась. Не было даже трудно. Нужно было лишь поверить в себя и перестать себя бояться.

– Наари? – прошептала Кива, чуть пошатываясь: она уже забыла, какое изнеможение всегда чувствовала после применения дара. – Наари, это Кива. Ты меня…

Янтарные глаза распахнулись.

Невероятно быстрым движением Наари выпрыгнула из постели и бросилась на Киву, сбив ее на пол, путаясь ногами в простынях, порвав занавески, которые тут же накрыли их обеих сверху.

– Что ты… – охнула Кива, но больше ничего не успела: пальцы стражницы сжались на ее горле.

На миг Киву охватила паника, но тут тяжесть Наари вдруг исчезла, а пальцы оторвались от шеи.

– Наари, стой!

Не будь Кива уже охвачена ужасом, она бы застыла при звуке командирского голоса Джарена, который оттащил стражницу в сторону. В темноте лазарета она видела, как он сражается с Наари, пытаясь усмирить ее.

– Пусти! – вопила Наари. – Ее сестра – Гадюка! Она Корентин! Она…

– Стой! – еще тверже велел Джарен. – Я знаю. Все знают. Просто остановись, а я все объясню.

При этих словах боевой дух покинул Наари, хотя она не расслабилась и смотрела так же дико. Но потом пришла в себя достаточно, чтобы оглядеться вокруг, и на ее лице промелькнуло непонимание.

– Мы что, в Серебряном Шипе? – окинула она взглядом ряды пустых больничных кроватей.

Кива, не поднимаясь с пола, посмотрела на Джарена:

– Ты за мной следил?

– Разумеется, – тут же ответил он. – Думаешь, я настолько тебе доверяю, чтобы отпустить ночью шататься по лагерю в одиночку?

– По лагерю? – спросила Наари. – По какому лагерю?