Праведник

Не далее как позавчера начальник городской полиции Фигорин Акакий Федорович — давний друг и соратник генерал-губернатора по Союзу — доложил последнему о неожиданной поимке преступника. Не позднее сегодняшнего вечера сам Дмитрий Васильевич, вопреки своему отвращению, собирался посетить Бутырскую тюрьму, чтобы лично взглянуть на злодея. Хотя Акакию Федоровичу до полного установления личности насильника было приказано не давать никаких сообщений, вездесущая нахальная пресса все же вынюхала кое-какие сведения, и данная информация засветилась в утренних газетах. Многие жители уже было вздохнули спокойно — и вот те раз! Снова изнасилование с элементами садизма! Тот же почерк!

— Господин генерал-губернатор, — снова появилась голова Савелия Евстигнеевича. — Я справился. Господина Фигорина в управлении нету. Они с опергруппой выехали на место преступления. А их высокородие, господин Прыгунов дома в плохом самочувствии после вчерашнего вечера у господ Сокольских. Обещали быть скоро.

— Ладно, черт с ними. Что еще?

— Прибыли госпожа Урманчеева. Просили принять.

— О Господи, — Дмитрий Васильевич тяжело вздохнул. — Ну, пусть войдет, пусть войдет.

Голова Савелия убралась. Через минуту дверь распахнулась, и на ковровую дорожку канцелярии ступили маленькие туфельки Эльвиры Владимировны.

— Доброе утро, госпожа Урманчеева, — Дмитрий Васильевич улыбнулся, привстал, галантно поклонился и плавным взмахом руки указал даме на стул.

— Здравствуйте, господин Савельев.

Графиня села. Взгляд ее упал на лежащий на столе вечерний выпуск «Московских ведомостей»:

— Читали?

— Читал, — несколько раздраженно ответил Дмитрий Васильевич. — Разберемся.

— Значит, тот, которого поймали, вовсе не тот? Или их несколько?

— Разберемся, дорогая Эльвира Владимировна, — настойчиво повторил генерал-губернатор.

— Значит, настоящий маньяк не пойман? О ком же тогда писали вчерашние газеты?

— Прошу вас, не пытайте меня. Поверьте, мы делаем все возможное. У вас ко мне дело, надо полагать?

— Да, господин Савельев. Я по поводу тех ста семидесяти восьми тысяч, выделенных городской думой на улучшение содержания родильных домов и повышение жалованья акушеркам.

— Ну, так что же? Деньги выделены еще в прошлом месяце.

— Деньги выделены, сомнения нет. Только вот не все из тех, кому они предназначались, получили их. Вчера я объездила всю Москву. Дотацию получили лишь семь родильных домов в центре. На окраине о них даже не слышали.

— Не волнуйтесь, дорогая Эльвира Владимировна. Все, все получат. Сейчас же прикажу Савелию Евстигнеевичу разобраться.

— Разберитесь, будьте добры. Ведь это уже не первый случай, когда государственные деньги не доходят до тех, кто в них больше всего нуждается. Тем более, что речь идет о грудных детях…

Графиня замолчала. Дверь канцелярии снова распахнулась, и на пороге появился Вадим Никитович Прыгунов, статский советник, член городской думы, давнишний друг и помощник генерал-губернатора.

Это был человек среднего роста, полный, кудрявый, с небольшой плешью на затылке, с толстыми щеками, носом картошкой, красным от регулярного пьянства, и с очень умными глазами. «Человек из народа» — так называл себя сам Прыгунов, весьма гордясь тем, что добился уважения, богатства и положения в обществе, не выискивая себе знатной родословной, а лишь исключительно собственными умом, трудом и усердием. Для московского светского общества личность Вадима Никитовича была крайне загадочной. Многие считали его настоящим мерзавцем, который обманом и хитростью, а также подкупом завоевал доверие и дружбу генерал-губернатора и прочих высокопоставленных лиц. Некоторые, зная его неуравновешенную веселость, отводили ему роль шута при московском начальстве, однако и те и другие признавали его человеком очень неглупым, хотя порядочным прохвостом и авантюристом. Вадим Никитович был холост и вел разгульную жизнь, полную разврата и пьянства. Но как ни удивительно, это не мешало ему оставаться человеком энергичным и деятельным. Он занимался торговым бизнесом, биржевыми операциями и прочим, что приносило ему немалый доход, а также немало времени уделял делам служебным. Он по праву считался правой рукой генерал-губернатора Савельева, обладал немалыми навыками и знаниями и во многих вопросах, по мнению Дмитрия Васильевича, был просто незаменим.

— О, какие люди посетили нас, произнес Прыгунов.

При этом Дмитрий Васильевич заметил, что та всегдашняя веселость Вадима Никитовича, с которой он появился в дверях канцелярии, как-то сразу улетучилась и он даже заметно побледнел.

— Здравствуйте, дорогая Эльвира Владимировна.

— Здравствуйте, господин Прыгунов. — Графиня взглянула на опухшее лицо статского советника и с некоторой долей презрения отвернулась.

— Я пойду, Дмитрий Васильевич. Не забудьте разобраться в моем вопросе.

— Разберемся, дорогая Эльвира Владимировна. Сегодня же.

— Благодарю вас.

Графиня направилась к двери, где все еще стоял Прыгунов.

— Что, уже нас покидаете?

— До свидания, господа.

— Всего доброго, — официально произнес генерал-губернатор, уступая Эльвире Владимировне дорогу.