Праведник

Через год после восстановления самодержавия Россия ощутила значительный экономический подъем. Кабинет министров императрицы провел ряд давно разработанных преобразований, в результате которых по всей стране, как грибы, стали расти всевозможные большие и малые заводы и фабрики. Впервые за много лет разнообразный российский товар стал покупаться во всем мире, а новый императорский рубль сравнялся по покупательной способности с долларом. Со всех сторон в Россию повалили многочисленные караваны с восточными и западными товарами, а русские купцы покатили по всему свету, прославляя не только тульские самовары и сибирские меха, но и многое другое, на что оказалась способной Русская земля.

Императрица скончалась в январе 2007 года. По закону и традиции трон перешел к ее старшему сыну Михаилу Владимировичу, явному поклоннику Западной Европы, до вхождения на престол постоянно проживавшему то в Париже, то в Лондоне, то в Риме. Царь Михаил считал, что, как и в европейских странах, монархия в России должна быть лишь символической. Он снова ввел парламентскую систему правления, собрав очередную Государственную думу, первым документом которой был манифест о введении различных политических свобод. Тут же проявила себя бесконтрольная пресса, снова подняла голову преступность, в больших городах стали создаваться различные партии с неясными политическими программами. Людьми овладело беспокойство. В целом поначалу одобренные нововведения царя Михаила в конечном счете стали вызывать недовольство населения, и государственное устройство России на всех его ступенях снова пошатнулось.

Генерал-губернатор московский, князь Дмитрий Васильевич Савельев — низкорослый, седовласый, полный человек шестидесяти шести лет от роду с небольшими мудрыми глазами на круглом, добродушном лице имел весьма безобидную привычку — читать по утрам вечерние газеты, кои в отличие от утренних не особенно распространялись о политике, но располагали обширными сведениями о светской жизни города, всевозможных скандалах, и, что особенно интересовало Дмитрия Васильевича, криминальных происшествиях и несчастных случаях.

— Ай-яй-яй-яй, — вслух приговаривал Дмитрий Васильевич, читая за столом у себя в канцелярии. — Родной сын — родную мать! До чего же все-таки иногда доходят люди! Звери, да и только… О! Это за пару лошадей убить невинного человека… Так… А здесь у нас что? Только что сообщили… Изнасилование… Убийство с элементами садизма… Снова маньяк… Почерк тот же… Как? Опять! — На лице Дмитрия Васильевича одновременно отразились злость, возмущение и гнев. — Савелий! — крикнул генерал-губернатор.

Дверь канцелярии приоткрылась, и показалась голова Савелия Евстигнеевича, коллежского секретаря, служащего Московского губернского управления, среднего роста, худого человека в белой рубашке и темном костюме с галстуком.

— Я, господин генерал-губернатор.

— Немедленно ко мне начальника полиции! И Прыгунов пусть зайдет!

— Слушаюсь, господин генерал-губернатор, — ответил Савелий уже из-за двери.

Столь бурную реакцию и желание немедленно видеть шефа городской полиции, вызванные у генерал-губернатора сообщением из криминальной хроники, объяснить было очень просто. Дело в том, что последние полтора года жителей второй столицы, а особенно представительниц слабого пола, держал в страхе некто неизвестный, имеющий ужасную наклонность по ночам и средь бела дня нападать на женщин разного возраста, насиловать их, затащив в подвал или глухую подворотню, после чего душить и истязать самыми изощренными способами. Жертва, сообщение о которой прочитал Дмитрий Васильевич, была уже двадцать пятой по счету. По городу ходили разнообразные слухи. Многочисленные операции по розыску маньяка результатов пока не давали. Неудачи властей использовались новоиспеченными политиканами так называемой оппозиции, неожиданно поставившей себе цель — во что бы то ни стало сместить существующую власть. Последние два месяца Москву прямо-таки будоражили всевозможные народные собрания, митинги и даже забастовки, причем требования выдвигались самые разные: от замены начальника полиции до отставки генерал-губернатора, как неспособного навести в городе порядок. Действовавшие в городе многочисленные банды и грабители-одиночки никогда не вызывали столь бурных волнений, ибо жертвами их были в основном московские купцы, владельцы магазинов, особняков и прочая элита, меж тем как действия маньяка-садиста настолько взволновали московский люд, что готовы были вызвать чуть ли не революцию в отдельно взятом городе.