Прайм-тайм

Согласно исходному плану они собирались приехать домой завтра, вечерним рейсом «Синдереллы», и быть в Стокгольме около шести. Она подняла трубку настольного телефона, набрала номер мобильника Томаса. Включился автоответчик. Анника слушала его долетавший издалека голос с неприятным ощущением в груди. Положила трубку, не сказав ни слова, достала адресную книгу с номером родителей Томаса на острове. Попыталась запомнить его. У нее, обладавшей отличной памятью на цифры, почему-то именно эта комбинация никогда не откладывалась в мозгу. Она взялась за трубку снова, сжала и не отпускала ее, пока не заныли пальцы.

«Он лазает на закате по скалам и абсолютно не скучает по мне».

Анника поднялась торопливо, направилась к кофейному автомату, подальше от картинок красного солнца над синей водой, взяла мокко, экстракрепкий. Выпила, прислонившись спиной к стене, обвела взглядом редакцию, пыталась избавиться от навалившегося на нее чувства одиночества.

«Этого я никогда не прощу. Черт побери!»

Она раздавила в руке пластиковую чашку, поранилась о ее острые края. Пошла к своему месту, опустив глаза в пол.

Что ей следовало написать?

Она открыла блокнот, взяла ручку и постаралась систематизировать свои записи.

Новая статья, пожалуй, должна была содержать факты о последних часах жизни Мишель.

Анника вздохнула. Если придерживаться истины, ей не удастся описать их, не оскорбив мертвую женщину: она ведь сильно напилась, переругалась со своими помощниками, болталась кругом полуголая и с револьвером. Ее выгнали с работы, она избавилась от своего менеджера, потеряла контроль над собой.

И все равно об этом требовалось намекнуть, с какой стороны ни посмотри. Мишель Карлссон была публичной личностью, а значит, ее смерть, точно как и жизнь, притягивала всеобщее внимание. Анника прекрасно понимала, что все скандальные подробности в любом случае выплывут наружу. Даже если шведские газеты не станут копаться в дерьме, вряд ли стоило ожидать того же от английских таблоидов, поскольку в истории оказался замешанным Джон Эссекс.

Она сделала несколько пометок в блокноте и пошла дальше.

Ссоры. Трудно давшаяся всей команде запись. О них написать было легче.

Таинственный автомобиль, приехавший на дворцовый холм как раз в тот период, когда ориентировочно произошло убийство, возможно, затем, чтобы забрать Джона Эссекса. Это также выглядело несложной задачей.

Свидетелей отпустили, но попросили не уезжать далеко – возможно, понадобится кого-то допросить снова.

История была далеко не простая. Анника кусала ручку и думала.

На что действительно следовало обратить внимание, так это на таинственное высказывание комиссара относительно вины присутствующих.

Это, естественно, нельзя исключать.

«Это заявление ничего не означает, – подумала Анника. – Или скорее очень многое. Кто-то из них мог сделать это. Или нет?»

– Бенгтзон!

Она вздрогнула, ошарашенно подняла глаза.

Шеф редакции стоял в дверном проеме своей стеклянной комнатушки, махал ей рукой. Она взяла блокнот со своими записями и направилась в его угол.

– Закрой дверь, – сказал Шюман и сел на свой скрипящий стул.

Анника посмотрела на него. Шеф выглядел возбужденным и расстроенным. Ворот его рубашки был в пятнах от пота, глаза красные.

– Я еще не прошлась по всему материалу с Берит, – сообщила она, – но уже попыталась разложить по полочкам все имеющееся у меня и прикинуть, что мы сможем…

– Это ты обсудишь с редактором новостей, – перебил ее Шюман, его голос был глухим от усталости.

Анника уставилась на него с открытым ртом, прерванная на полуслове, он сидел, сложившись пополам, с руками перед глазами.

– Что случилось?

Шюман резко подался вперед, с шумом уронил руки на письменный стол.

– Ты будешь работать в начале следующей недели? – спросил он.

Анника колебалась, не знала наверняка.

– А что?

– Ты же трудилась все праздники, когда собираешься отгулять?

– Как только смогу. Получится ведь целая неделя…

Шеф редакции жестом остановил ее, провел по лбу рукой. – Мне, пожалуй, в понедельник понадобится твоя помощь в одном очень щекотливом деле. Ты не должна говорить об этом никому в редакции, даже Берит.

Анника еще шире открыла рот – теперь от удивления, села на стул для посетителей, наклонилась вперед:

– И о чем речь?

Она уставилась на шефа, пыталась понять, что пряталось за его всклоченной бородой и светлыми глазами.

– Мы получили какую-то информацию? Даже шефы новостей не в курсе?

– Ничего подобного, – сказал Шюман. – Речь идет об исключительно приватном деле, в котором мне нужна твоя помощь.

Анника откинулась на спинку стула, не зная, что ей и думать.

– Надеюсь, у меня еще останется семья, когда я выберусь из этой истории, – сказала она. – Если мне придется сверхурочно работать для тебя лично, ты, пожалуй, мог бы…

– Забудь, – перебил он ее. – Я как-нибудь разберусь с этим. Иди и пиши свои статьи.

Он склонился над бумагами, давая понять, что разговор окончен. Анника не отрываясь смотрела на шефа, он выглядел подавленным, тени под глазами, следы от пота под мышками. Она порой видела его усталым, но не до такой степени.