Прайм-тайм

Праздник в кругу родни явно не прибавил здоровья Торстенссону, во всяком случае, на это намекало его бледное и отекшее лицо, когда он шагнул в редакцию. Национальный костюм, еще вчера, очевидно, составлявший его наряд, сегодня он сменил на брюки от спортивного костюма и водолазку, но все равно, как обычно, выглядел немного нелепо в окружении компьютеров и газетных анонсов, когда сейчас нервно блуждал взглядом среди сотрудников. Шюман увидел его, слабого и растерянного, сквозь стеклянную стену своего закутка, и мучительные сомнения, от которых ему никак не удавалось избавиться, навалились на него с новой силой.

«Я не могу, – подумал он. – Так не поступают с людьми». Потом он окинул взглядом весь персонал, редакторов и репортеров, фотографов и корректоров, руководителей различных служб и подразделений. Он сомневался, что Торстенссон знал, кто они или чем занимаются.

Главный редактор увидел его сквозь прозрачную перегородку и направился к нему в угол, чуть ли не скрежеща зубами от злости.

– Я хотел бы получить объяснение, – сказал он. – Чем ты занимаешься?

Шюман поднялся из-за своего письменного стола, прошел мимо главного редактора и закрыл за ним стеклянную дверь. Торстенссон выглядел сгорбленным в своем убогом фривольном наряде, хотя и немного меньше, чем в великоватых ему костюмах, которые обычно носил.

– Пытаюсь делать все возможное, чтобы газета функционировала, – ответил Шюман.

Он встал спиной к двери, в результате чего Торстенссон невольно оказался лицом к редакции, где сотрудники косились на них и перешептывались.

– Я имею в виду игру, затеянную тобой с председателем правления. Он свято верил, что именно я принимал решение относительно имен и фотографий всех людей в сегодняшнем номере.

Губы главного редактора были белые и сухие, он с трудом выдавливал из себя слова, как будто каждое из них давалось ему с болью.

Шюман смотрел на него несколько секунд, размышлял, пытался оценить его готовность сражаться.

– А кому, как не тебе, следовало принимать его, – сказал он. – Разве не так? Но мы не смогли найти тебя за весь вчерашний день, хотя и звонили по всем известным номерам. Ты так и не связался с редакцией, несмотря на десяток сообщений. Ты вообще в курсе каких-либо вчерашних новостей?

– У меня был выходной, – буркнул Торстенссон, кончики его ушей покраснели.

Шеф редакции уставилась на своего босса полным удивления взглядом. Некомпетентность и безответственность этого человека не знали границ.

– Так больше не может продолжаться, – сказал Андерс Шюман. – Персонал должен чувствовать, что у них единое руководство, на которое они могут положиться в трудную минуту. Нам надо договориться об общей линии и в большом, и в малом.

Торстенссон облизнул губы:

– Что ты имеешь в виду?

Андерс Шюман обошел главного редактора и сел на свой стул.

– Барбара Хансон находилась в Икстахольме во время записи последней телепрограммы Мишель Карлссон, – ответил он и вперился взглядом в своего шефа. – Ты можешь это объяснить?

Торстенссон наморщил лоб, повернулся лицом к столу руководителя редакции и скрестил руки на груди.

– Она выразила желание рассказать читателям о данном событии. И это ее работа.

Андерс Шюман старался держать себя в руках и не сводил взгляда с собеседника.

– Но я же запретил Барбаре Хансон преследовать именно эту журналистку. О чем тебе прекрасно известно.

– Она никого не преследует, – буркнул Торстенссон и перенес вес тела с одной ноги на другую. – Просто наблюдает за публичной личностью, и знаменитости с подобным должны мириться.

– Всему есть передел. А Барбара давно его перешла.

– Я так не считаю, – возразил главный редактор.

Андерс Шюман почувствовал, как на него внезапно навалилась усталость, то самое ощущение полного морального и физического истощения, которое он неоднократно испытывал за последние дни.

«Я не смогу, – подумал он. – Плевать мне на все».

– Барбара Хансон входила в число самых успешных репортеров газеты, – сказал Торстенссон. – Она известна своими смелыми и злободневными материалами о различных звездах, на этом в первую очередь строится популярность данного издания…

– Не учи меня, на чем держится эта газета! – Шюман вскипел от гнева. – Барбара Хансон – ленивая, избалованная и вдобавок сильно пьющая дамочка, вся гениальность которой состоит в принадлежности к семейству наших владельцев, благодаря чему она ведет себя как ей заблагорассудится.

Главный редактор побледнел.

– Ты же это не всерьез, верно? – сказал он.

– Мы обычно прямо высказываемся относительно других сотрудников, не так ли? Хассе из спортивной редакции ты назвал Автоалкашом, Анника Бенгтзон с твоей легкой руки получила прозвище Мужикоубийцы. Чем Барбара Хансон лучше других?

– Я не собираюсь больше это слушать, – буркнул главный редактор и повернулся к двери.

Андерс Шюман поднялся со своего места.

– И куда ты направляешься? Ты не мог бы оставить номера функционирующих телефонов у Торе Бранда, когда будешь уходить?