Для жилья мы определили Чайке место в доме временно отсутствующей Зорьки и Совы. Это жилище почти всегда было занято не настоящими хозяевами — но рассчитывать на него Сова мог в любой момент, когда бы ни появился, в форте. Поселившись — это заключалось в простом переносе вещей! — она вышла наружу и вновь подошла ко мне.
— Я слышала… Вы ведь часто поднимаетесь туда? — она указала на вершину скалы. — Покажешь мне долину?
— Пошли… — просто ответил я.
Мы поднялись по узким, едва заметным выбоинам, придерживаясь за натянутые веревки. Стража — Будда и Салли, пропустили нас, вжавшись в настил. Разминуться всем вместе на таком узком пространстве было трудно, и Чайка невольно прижалась ко мне грудью. Женщина вспыхнула, отчего шрам на ее лице стал еще более багровым и страшным… Заметив мой взгляд, она резко оттолкнулась:
— Я сама!
На вершине дул довольно свежий ветерок, незаметный и неощутимый внизу. Чайка пораженно ахнула, разглядывая открывшийся сверху вид.
— Да… Теперь понятно, почему ты выбрал именно это место. Здорово…
Она пошатнулась, и я придержал ее за талию. Узенькая, как у молодой девушки, она чуть вздрогнула в моих руках — и Чайка, решившись, прильнула ко мне. Снизу нас было не видно, но на соседней скале находились рыбаки, во главе с Беном. Я внутренне напрягся — она почувствовала это и отодвинулась.
— Прости…
— Нина…
Она прижала палец к губам.
— Не надо. Не говори ничего. Я все понимаю. Ни приставать, ни напоминать, тебе ни о чем не стану. А за это, — она обвела рукой вокруг себя. — Спасибо. Посмотришь отсюда — и жить хочется…
На следующий день умерла Алиса. Рана, нанесенная арбалетной стрелой, была смертельной — подобные не излечивались нигде и никем. Даже то, что она продержалась столько времени, уже вызывало уважение к стойкости девушки. Но все оказалось бесполезно… Мучения бедной девушки оборвались на рассвете — и, на этот раз, рядом не оказалось Угара, так выручившего нас в ту памятную ночь, когда мы прощались с Натой… Мы были возле нее. Ната, Салли, Пума — все старались облегчить страдания несчастной. Всю ночь она металась по шкурам, бредила, звала родных… В себя Алиса пришла лишь на короткое время — перед самой кончиной. Она взглядом попросила воды — Ната смочила ей губы. Девушка стиснула ей пальцы, вся вытянулась… ее глаза остановились. Не было сказано ни единого слова…
Мы отнесли ее к лесу. Никто не спрашивал — зачем. Хоронить бессмысленно. Мы со Стопарем сложили квадрат из сухих стволов, обнесли его хворостом и возложили на помост тело девушки.
— Сказать бы что… — кузнец обернулся ко мне. — Сможешь?
— Нет, — я отказался. — Не умею…
— Жаль. Человек, все ж таки… Тебе надо — уметь! — Он вздохнул и направился к воткнутому в землю факелу. Среди стоящих поодаль, людей, послышался тихий плач — Пума, не выдержав напряжения, закрыла лицо руками…
— Стой.
Я повернулся. Сова, возникший, как привидение из-за кустов, подошел к Стопарю и забрал из его руки факел.
— Это дело шамана…
— Она крещеная, индеец! — Стопарь нахмурился. — Похоронить, по-человечески, не можем, да… Но, и по твоим обычаям — нельзя.
— Будешь звать Святошу?
Кузнец еще больше насупился. Он не мог отойти, уступив индейцу, и не мог согласиться… Только тут я понял, как монах, всем известный своим предательством, до сих пор мог удержаться у власти в поселке. Провожать, в последний путь, умерших и погибших от ран, почти везде звали его…
— Стопарь, — я стиснул кулаки, принимая нелегкое решение… — Отойди.
Кузнец поднял на меня гневные глаза. Я выдержал взгляд, повторив:
— Отойди. Не делай свары.
— Ты разрешишь ему…
— Вы! Оба! — я не сдержал крика. — Не смейте устраивать ссоры, возле нее!
— Тогда ты, вождь, должен отпустить ее душу! — Сова сложил руки на груди. — Какой бы веры она не была. Ты не стал звать монаха — он далеко и не услышит призыва. Ты отказался от меня — Сова не будет спорить с предводителем прерий. Сделай это сам!
Стопарь, подумав, кивнул. Я, не глядя, сделал знак рукой — прочь… Они оба отошли, встав возле остальных. Возникло напряженное молчание… Все смотрели на меня, отчего каждый шаг давался с трудом, словно на ногах повисли тяжелые гири.
— Я не вправе… Не вправе делать этого. Не могу. Но… буду. Не хоронить мы должны ее — Алиса могла бы еще жить. Долго. Как все. Но она — здесь. Была ли она верующей, или нет — кто знает? Многие из нас отвернулись от веры… или, никогда всерьез и не воспринимали ее. Только сейчас, в такие моменты, мы вспоминаем о ней. Провожая своих близких, своих друзей, туда, откуда уже нет возврата. Прощаясь навсегда… Мне известны слова, которые говорят, опуская в могилу. Покойся с миром… Но, мы не в силах предать ее земле — вы знаете, почему. Там ей не будет покоя. И тогда, я скажу так — ты уходишь на небо. Туда, где все светлые души обретают свой покой, туда, куда попадают все, покинувшие это мир. У тебя была светлая душа… Прощай, Алиса. Пусть дым этого костра поможет тебе быстрее вознестись к своим родным, к свету и солнцу. Прощай…