Сова распоряжался погребальным костром — он отклонил предложение болотных предать тела земле и теперь с наиболее выносливыми мужчинами сносил погибших в одно место.
От места побоища шел густой, тяжелый дух… Запах крови, смерти, мог привлечь сюда других, еще более опасных хищников — например, полосатых камышовых кошко-львов. Но покидать берег, не закончив дело, никто не собирался. Мы снимали шкуры убитых тварей и сносили все в общую кучу. Женщины окунали их в одно, мало чем примечательное озерцо. Выяснилось, что там тоже обитают мельчайшие организмы, наподобие тех, что когда-то так старательно и тщательно очистили шкуру убитого мной свинорыла.
К утру, когда все падали с ног от усталости, Сова жестом указал мне на группу плачущих женщин:
— Они лишились своих защитников. Ты не хочешь забрать их с нами?
— Нет. У Травника и так осталось мало людей. А его селение — первая преграда на пути у будущих трупоедов. Появятся крысы — он даст нам знать.
— Думаешь, они придут снова?
— А ты уверен, что мы перебили всех?
Ответив индейцу вопросом на вопрос, я обернулся к бледному Черу:
— Как пхаи?
Черноног, неопределенно махнул рукой.
— Шум и кровь заставили лошадей уйти в травы… Они сыты — утащили с собой пару туш из общего числа.
— Бери Угара и немедленно отправляйся их искать! Без лошадей мы не доберемся до форта. Почти все ранены, а еще нужно нести больше тридцати шкур! Иди!
Я видел, как нелегко охотнику заставить себя подняться и отправится на поиски. Но я не мог поступить иначе — от нашего своевременного возвращения зависело слишком многое.
— Ты рад такой победе?
— Такой? О чем ты, Сова?
— Все воины твоего рода остались живы!
Я вздохнул, указывая Сове на погребальный костер:
— Не все. Эти — тоже наши люди. Люди долины. То, что одни живут не с нами, а в иных селениях, не делит их, на своих и чужих. Теперь я в ответе за всех… и мне больно.
Сова посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом.
— Ты не напрасно выбран вождем, мой брат…
Вскоре индеец собрал всех присутствующих — оставив только охрану и некоторых женщин, из тех, кто ухаживал за ранеными. Он сам зажег костер под телами погибших, и, обойдя его трижды, подошел к своему мешку, из которого на свет появились знакомые мне вещи — бубен, обруч с рогами, и, покрытая знаками, фляга. Действо, подобие тому, которое я видел однажды, после смерти Алисы, впервые происходило на краю долины — и я не захотел быть вновь его участником…
Ритм завораживал, заставляя забыть обо всем и слиться с природой, так, как это умел один шаман. Я с усилием отошел назад, выйдя из плотно сомкнувшегося круга, слушавшего речитативы индейца без единого постороннего звука. Мой друг умел заставить людей позабыть о настоящем…
— Серый Лев тоже не хочет слушать песни индейца?
— Он был свидетелем многих песен шамана. Это ты, Пума?
— Да.
Я посмотрел на девушку, возникшую словно ниоткуда:
— Нет. Я знаю, что он может. Его обряды несут облегчение остальным — не мне. Вождь должен оставаться с трезвой головой… даже когда больно.
Мы замолкли, не решаясь нарушить некоторую неловкость, витавшую в воздухе. Первой не выдержала девушка.
— Ты знаешь, я ночью хотела… Я думала… Если все девушки через это проходят. Стать женщиной… По-настоящему… с тобой.
Она сделала шаг вперед и внезапно прижалась ко мне хрупким телом. Отблеск разгоревшегося костра отразился в ее глазах, сверкнув, как предупреждение…
— Сколько тебе лет? Ты еще совсем ребенок. Послушай… Пума, тебе еще рано, и я не…
— Я не Пума! Я — Кристина!
Девушка смотрела на меня с ожиданием, словно после ее слов я должен что-то сделать, что сразу изменило бы создавшуюся ситуацию. Но я молчал — то, что она назвала себя иным, наверняка, своим настоящим именем, практически ничего не решало.
— Кристина? Аа… Я ведь его не знал?
Она сглотнула и, оттолкнув меня с силой назад, бросила мне в лицо с обидой:
— Я — Кристина! Крис…! Ты ничего не помнишь! Ничего! А я! Я!