Прайд Серого Льва

Долина разделилась на друзей форта, тех, кто колебался в выборе, и явных сторонников монаха. Впрочем, многие — как при банде! — предпочитали выждать и не вмешиваться, во все более нарастающее напряжение между обеими сторонами.

Первым не выдержал Святоша. Он появился на последнем празднике Мены, во главе целой свиты, из вооруженных до зубов, рясоносцев. В своей очередной истерии, брызгая слюной, с полубезумными глазами и пеной, слетавшей с перекошенных губ, он обрушился на нас, призывая на форт все несчастья и беды, которые только могла придумать его изощренная фантазия. Само собой, очередная проповедь закончилось призывом немедленно покарать отступников от единой и единственно справедливой веры, поборником которой он себя назначил. Дошло до того, что даже смотреть в сторону запада, где находился наш форт, было грехом!

По убеждению проповедника, это несло заразу и ересь в ангельские души людей, выбравших местом своего обитания храм, а также близкий к нему поселок. Мы диву давались — дар убеждения у Святоши оказался на непостижимой высоте! Казалось бы — всем известно его предательство во время войны с бандой, трусость, проявленная при эпидемии, даже плохо скрываемая (и уж совсем не святая!) страсть к девушкам — а нет, все равно! Стоило монаху собрать вокруг толпу желающих — и он, с таким неистовством, такой верой убеждал людей в своей правоте, что бывшие наши друзья едва ли не за вечер, становились, чуть ли не врагами…

Вскоре нам уже стало опасно просто появляться в травах — вполне можно получить стрелу в спину. Как ни дико, но первым вновь пострадал Док, более всего пекущийся о мирном решении вопроса. Не помогло ни то, что он был самым желанным гостем во всех стойбищах долины — он единственный носил тяжелую ношу врача; ни его участие в походе в горы, в поисках целительного средства от чумы. Двое парней из Озерного поселка, встретили Дока на тропе, ведущей к водопаду, где он собирал очередную порцию лекарственных растений. Они преградили дорогу нашему старику, некоторое время издевались и всячески оскорбляли его, а когда он попробовал что-то возразить — ударили копьем в грудь. Рана была скользящей, почти не значимой и не опасной — но это был вызов! Поведение этих придурков, ясно дало понять — жителям селения, столь долго опекаемого «монахом», чужда и память, и самая обычная благодарность. И в отношении старика проявлена вся степень ненависти к нам.

Волос с Черепом специально выследили нескольких мужчин из числа озерных, внезапно появились у их вечернего костра и демонстративно побросали в него все их оружие. Среди ошарашенных и испуганных охотников, застигнутых врасплох и не ожидавших нападения, возникла настоящая паника. Они сгрудились, как стадо, даже не пытаясь оказать сопротивления. Хотя их было восемь — против двоих наших.

Потом Волос встал напротив того, кто, по описанию Дока, поднял на него руку, и отвесил последнему такую затрещину, что тот отлетел в жесткую траву, выплевывая несколько разбитых зубов. Череп — страшный из-за своего уродства, наводящий ужас без всякой боевой раскраски на лице, прошипел остальным в своей обычной манере:

— В следующий раз — скальпы.

Никто не осмелился ничего возразить. Волос плюнул в костер, древком

копья опрокинул и разметал приготовленный ранее ужин, и наши воины исчезли так же внезапно, как и появились. Слухи, как о первом, так и об втором происшествии, сразу облетели долину. На некоторое время все затихли — в селениях с тревогой ожидали новой схватки, грозящей унести немало жизней в прерии. Орден, как бы мы к нему не относились, состоял не из уголовников — там собрались одни единомышленники, как и мы, научившиеся выживать в нелегких условиях нового мира. И оружием они владели нисколько не хуже… Эта война вряд ли бы стала повторением предыдущей — Святоша прекрасно знал долину, а его послушники могли вести партизанские действия, пользуясь нашими собственными приемами. И им тоже нечего терять…

Погода становилась все хуже и хуже. Частые ливни превратили прерии в малопригодное для обитания место. Ночные заморозки сковывали растения, превращая их в фантастические ледяные скульптуры, резко сократилось число животных — охотники днями напролет могли бродить в травах, в поисках добычи, но так никого и не обнаружить. Коренья, ранее служившие пищей для тех, кто не мог обеспечить себя иной пищей, было уже невозможно выкопать — земля за ночь промерзала, превращаясь буквально в камень. Жить стало трудно…

Мы ждали самого радостного — и самого тревожного события, волновавшего весь форт. Элина вот-вот должна была родить, от нее ни на шаг не отходили Ната и Зорька, а Доку я сам запретил покидать дом, памятуя о последней встрече с соседями.