Прайд Серого Льва

Взвыв от боли, лев стал кружиться на месте, пытаясь вырвать сталь из своего тела. В голове отчаянно шумело, все звуки куда-то исчезли… Вдруг, сквозь толщу ненависти и злобы, вспомнилось, как я, вот так же, обезумев, ждал смертельного удара от нависшего надо мной Бурого — и только счастливая случайность в виде штыря, спасла от неминуемой смерти нас обоих… История повторилась — Бурый, напавший на меня и Нату в городе, тоже нанизался на железо, на котором и нашел свою гибель. Но теперь я сам выдержал страшный удар огромного зверя, сумев удержать в руках копье. Я привстал на колено, выхватив меч. Но монстру было не до меня — он повалился на бок, и воя, пытался достать эту мешавшую ему занозу… Я смотрел на беснующегося зверя и вновь стал ощущать в себе что-то, что вытесняло из сознания все остальное…

Пропало ощущение боли, но появилось совершенно иное — желание рвать, кусать, напиться крови! Я опять стал зверем! И, какой-то крохой остатков сознания, понимая — такое со мной уже было… недавно. Издавая бешеный клич, я подскочил к монстру, с размаху всадил меч ему в бок, потом рванул на себя и наискось рубанул по повернувшейся морде — сталь с хрустом рассекла череп, снеся часть оскаленной морды. А после этого я снова взлетел вверх — сила и жажда жизни у зверюги оказалась неимоверной, и он таки смог достать меня тяжелой лапой! От жуткой боли сознание помутилось… Шестым чувством, предвидя ее следующее движение, я откатился вбок, увернувшись от взмаха. Но это не спасло бы меня полностью — смертельно раненная, кошка, промахнувшись один раз, настигла бы меня в следующем прыжке. Он твердо решила покончить со мной — и даже сейчас ее сил хватало на это, тем более что в жуткой жажде убийства она позабыла обо всем, что ее окружало. Но про нее не забыл Угар!

Я не видел, как он поднялся, не видел его прыжка — и только рык, а затем глухой удар, отбросивший зверя в сторону, прояснили картину происходящего. Они покатились по земле, сцепившись в один черно-серый клубок, в котором скрежетали клыки, с хрустом переламывающие кости друг у друга. Я поднял меч и занес его над головой…

— Угар!

Клубок распался. Пес вырвался из лап чудовища и бессильно опустился подле меня, сразу уронив голову вниз — и теперь второй его бок был так же располосован огромными клыками чудовища! Но и монстру досталось — Угар раздробил ему переднюю лапу, и лев лежал на боку, обливаясь кровью от полученных ран. Я подошел к нему. Людоед приподнял голову — в глазах сверкнула неприкрытая ненависть, и жажда убийства… Меч вонзился в грудь зверя — я метил в сердце. Зрачки льва вздрогнули… Он последним усилием приподнял голову, показав ужасающие сабли, потом уронил ее вниз… по телу прошла судорога.

— Дар! Дар!

— Эгой! Эа-а!

Я что-то орал, взмахивая окровавленным клинком, потом наступил ногой на зверя, и тут вдруг все померкло в глазах. Боль, удар лапы, в пылу сражения оставшийся почти незамеченным, клык в плече — у меня подкосились ноги…

Ни спрыгивающих с насыпи людей, ни криков Наты и Пумы, ни встревоженного Дока я уже не видел…

Очнулся в тени шалаша, на второй день, обнаружив возле себя нескольких заплаканных, но счастливых женщин — девушки отказались поселиться в какой-либо из пустующих землянок, и люди поселка специально для нас соорудили навес.

… - А Угар?

— Он жив! Док наложил повязки, мазь, и все зашил! Мы еле отодрали его от кошки! — Но, разве? Хорошо…

Я снова впал в забытье. Как нас — меня и Угара! — несли домой, в форт, как мимо проплывали верхушки деревьев — ничего этого я почти не замечал. Боли не чувствовалось — Док постоянно поил меня своим снадобьем, от которого пропадало ощущение реальности. Но и без него, что-то осталось там, в загоне, в диком крике и том чувстве зверя, которое опустошило мою душу полностью. Усталость, безразличие и смутное осознание той жуткой силы, которая подняла меня на ноги во время схватки, сейчас сделала меня равнодушным ко всему, более того — я желал вернуться к этому ощущению. А главное — я слышал голоса…

— Он наш! Врана — он быть наш!

— Это еще хуже… Лучше бы ты его убил.

Глава 19 Праздник

…Мелькали лица девушек, ободряющая улыбка индейца, крики Пумы и Джен, потом все застило кроваво-красной пеленой… Иногда в ней пробивалось встревоженное лицо Дока, напряженное — Наты, хмурое и суровое — Черепа. Мои друзья были рядом — а я сам, где-то далеко, на севере, смутно ощущающий присутствие чего-то враждебного, чужого — и, тем не менее, давно и хорошо мне известного. Это был Он…

— Урхор знать! Вожак их стаи — наш!

— Он человек, как и я….

— Врана — молчать! Урхор — говорить!

Жуткие голоса сливались, превращались в рычание, пропадали и вновь появлялись. В голове неясными образами проносились до странности знакомые пейзажи — я точно знал, что уже однажды их видел. И, вместе с тем, они сильно изменились, став практически продолжением нашего болота. Болота?

Меня принесли в форт. Но окончательно я пришел в себя только через неделю.