Читаем Повседневность Средневековья полностью

В XIV в. появляется странное понятие «макабр», происхождение которого не совсем ясно. Возможно, оно было принесено из крестовых походов. По некоторым версиям, оно происходит от арабского слова, означающего гробницу, могилу. Понятие материализуется, превращается в культурную форму, переживающую подлинный расцвет в XV в. Макабрическая культура вбирает в себя идеи, образы, атрибутику смерти. Этот феномен стал настолько ёмким и значимым, что в нём нашла своё выражение метафизика смерти, с ним нераздельно соединилось её позднесредневековое воплощение.

В макабре сочетается несколько идей. Старая, хорошо знакомая ещё античному миру мысль о бренности всего живого постоянно присутствовала в христианской и светской литературе, церковных проповедях. Мотив об утрате былого великолепия слышится, например, в латинских стихах XII в., которые принадлежат Бернарду Морландскому:

Где Вавилонское царство вселенское?..Где доблесть Регула?Рема иль Ромула? Что с ними сталось?..Имя порожнее нам лишь осталось…

В той же тональности звучит рефрен вийоновской «Баллады о дамах былых времён»: «Увы, где прошлогодний снег?» Элегические вздохи дополнялись картиной угасания жизни, её распада, представленных архаично и традиционно. До XIV в. это — прах и пыль, идея природного круговорота, явственно звучащая в литургиях: человек выходит из праха и вновь в него обращается. Теперь же на авансцене появляется новый образ — разлагающаяся плоть, гниющая масса, кишащая червями. Воплощение смерти — отвратительные тела, охваченные тленом, с неестественно вывернутыми членами, с открытыми ртами, зияющими глазницами, вываленными внутренностями. Люди той эпохи, как будто загипнотизированные подобным зрелищем, возвращались к нему вновь и вновь. Вот отсюда, с появления данного образа и ведёт отсчёт времени феномен макабра.

«Средневековье заканчивается трагическими интонациями, драматической жестикуляцией, неотступным напоминанием о боли, страданиях, тлении плоти», — писал Ж. Дюби. Потрясающую картину разложения дополняют два не менее значимых сюжета: Танец смерти и Триумф смерти. «Танец смерти — это нескончаемый хоровод, где сменяются мёртвые и живые. Мёртвые ведут игру, и только они пляшут. Каждая пара состоит из обнажённой мумии, сгнившей, бесполой, но весьма оживлённой, и мужчины или женщины в одеяниях, подобающих их социальному статусу, с выражением ошеломлённости на лице. Смерть протягивает руку к живому, желая увести его за собой, но он ещё не покорился её воле», — так описывает макабрический танец Ф. Арьес. Своей пляской смерть преподаёт урок всеобщего равенства: все сословия, все возрасты проходят в ней в некоем иерархическом порядке — мужчина и женщина, папа и император, рыцарь и монах, купец и пахарь, старик и малое дитя, шут… Она всем напоминает о грядущем смертном часе. «Так будешь танцевать ты сам, помни об этом», — говорит зрителям этот хоровод.

Ещё один распространённый сюжет — Триумф смерти. Здесь она предстает в облике скелета или мумии, правящих колесницей. Повозка, даже изображённая в виде жалкой тележки, как у П. Брейгеля Старшего, — это терминатор, мощная боевая машина, уничтожающая всё живое на своем пути. Здесь смерть торжествует, демонстрируя собственное могущество, она движется вперёд как слепая безжалостная сила, не разбирая дороги, не замечая, кого давит её колесница. Она фатальна и абсурдна и оттого ещё более жестока.

В XV–XVI вв. макабрическая тематика составляла бытовой фон повседневной жизни человека. Это фрески в церквах и на кладбищах, надгробная скульптура, иллюстрации к часословам, предназначенным для благочестивых мирян, гравюра на дереве, получившая широкое распространение. Это представления: Пляску смерти играли на сцене актеры. Так, в 1449 г. её исполнили при дворе герцога Бургундского. Макабрические видения широко используются в церковной проповеди, особенно нищенствующими монахами, которые старались поразить воображение мирян чрезвычайно сильными образами.

Появление подобной культуры ставит важный вопрос о причинах возникновения этого феномена. Почему тема смерти приобретает столь пронзительное звучание именно на исходе Средневековья? Существует несколько гипотез. Позднее Средневековье — переломный период, время великих эпидемий чумы, серьёзных демографических кризисов. Они, конечно же, оставили сильное впечатление в памяти современников. Но есть и более обоснованная версия: возникновение макабрической темы связывают с так называемым ренессансным индивидуализмом. Это новое мировосприятие, проникнутое страстной любовью к жизни, ощущением полноты бытия. Подобное мироощущение заставило коллективное сознание переосмыслить явление смерти, по-новому прочувствовать его.

Питер Брейгель-Старший. Триумф смерти. 1562

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология