Читаем Повседневность Средневековья полностью

Культурная жизнь высшего круга полна забав, развлечений, игры. Но эта игра чрезвычайно серьёзна. Её возводят до уровня стилизации: так же, как прекрасный рыцарский идеал, настойчиво культивируется мечта о прекрасной любви. Всё, связанное с любовью, с отношениями между мужчиной и женщиной, приобретает особые игровые формы и стиль — куртуазность. Главный мотив — рыцарь и дама его сердца.

Этому явлению положил начало пару веков назад культ Прекрасной Дамы, совершенно преобразившийся в эпоху Возрождения. Романтический мотив остался, но был не более чем прекрасной оболочкой. Теперь он наполняется эротическим жизневосприятием. Отношения между мужчиной и женщиной приобретают внешне благородные формы и правила. Дабы не прослыть варваром и мужланом, следовало подчинить свои чувства строгим условностям. Этикет того времени не был аскетическим и пуританским, отнюдь. Тем не менее он обуздывал непотребство, требовал от членов общества знания правил «искусства» или «науки» любви — ars amandi.

Несколько поколений выросло в эпоху куртуазности. Воспеванием женской красоты полны произведения литературы и искусства. Например, многочисленные рыцарские романы, в том числе цикл об Амадисе Галльском, получивший широкое распространение в XV–XVI вв. Это знаменитый «Роман о Розе», настольная книга нескольких поколений, своеобразная энциклопедия светской жизни. Средневековая по форме, она описывает почти языческие чувственные переживания, создает особый язык для выражения чувств. Приветливость, Щедрость, Искренность, Опасение, Злоязычие — эти аллегории становятся расхожими понятиями в словаре куртуазного обихода.

Ещё более, чем в литературе и искусстве, куртуазность присутствует в повседневной жизни, как бы окутывая её романтическим флёром. Это «суды любви», которые устраивались во время эпидемии чумы, «дабы развеяться». Члены суда, наделённые громкими титулами — Рыцари чести, Оруженосцы любви, Магистры прошений и другие, — читали литературные произведения и проводили диспуты о любви. «Суды» представляли собой своеобразные аристократические литературные салоны, напоминавшие бюргерские «палаты риторики». Эти придворные игры просуществовали достаточно долго, в них участвовали сотни людей.

К развлечениям аристократии относятся и всевозможные амурные игры: «замок любви», «фанты любви», «изящные вопросы». Создаётся культ разнообразных атрибутов: эмблем, имён, зашифрованных в виде шарад, колец, шарфов, драгоценностей. Важна символика цвета, о ней издавались специальные пособия, нечто вроде пользовавшейся большой популярностью «Геральдики цветов». И, наконец, куртуазный дух привносится в средневековый аристократический спорт — рыцарский турнир, в котором особенно чётко проступает эротический момент — поединок ради Дамы. «Возбуждённые турниром, дамы дарят рыцарям одну вещь за другой: по окончании турнира они без рукавов и босы».

Средневековая миниатюра Les Cerimonies et ordonnances

Всё это — светские развлечения, праздное времяпрепровождение знати. Однако правящие сословия формируют эстетический идеал эпохи, прививают обществу определенную систему ценностей. Для Возрождения характерен культ физической красоты, прекрасной телесности, акцентирование чувственности, жажда физической любви. Эпоха любуется обнажённым телом — будь то портреты королевских метресс или возлюбленных самих художников, например, Дианы Пуатье, Агнессы Сорель, Форнарины и других.

В духе времени принято было заказывать портреты обнажённых фавориток правителей. Чрезвычайно симптоматичен обычай, когда высокого гостя приветствовали прекрасные нагие женщины. Они декламировали хвалебные вирши либо изображали мифологические сцены вроде суда Париса. Таков был въезд Людовика XI в Париж в 1461 г., Карла V — в Антверпен в 1520 г. Прямая, открытая и бесстыдная в своих чувствах и желаниях, ещё не обременённая тем грузом условностей и комплексов, которые появятся позднее, эпоха наслаждается вновь открытым человеческим естеством, отбросив средневековые запреты.

<p>Глава XIV</p><p>Тема смерти: макабр</p><p>Макабр</p>

Тема смерти всегда присутствует в жизни общества, но, пожалуй, «ни одна эпоха не навязывает человеку мысль о смерти с такой настойчивостью, как XV столетие». Именно в это время восприятие смерти становится особо острым и поражает воображение, её образ получает неведомую ранее трактовку, а в быту происходит модификация старых и создание новых ритуалов. Эта тема становится одной из ведущих как в духовной культуре, искусстве, так и в повседневной жизни. «Смерть стала спутницей Ренессанса», — писал Ж. Делюмо.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология